Я лепил из своей плоти формы самых разных животных. Все они были обречены на одиночество, пока я не научился подражать живым существам и они не приняли меня за своего. Когда во мне находился дух Линка, он изучил меня, а я – его. Его призрак обитал в моем лесном теле, и, хотя его воспоминания были для меня не такими связными, как для него, их было достаточно, чтобы я создал копию. Часто я не знал, тут он или там, словно его существование замерло. Так мне было легче смотреть сквозь него, чем когда он был жив. Он был моим первым и единственным призраком. У него не было формы, только развернутый свиток воспоминаний, история, раскрывшееся от боли сердце, новое и обнаженное. Он заполнил мое тело, растекся среди моих корней. Я не мог скрывать озеро, когда он был здесь.
Я не мог стать Линком, но стал его эхом. Мое тело приняло его форму. Я тряс головой, пока его волосы не поплыли у меня перед глазами, огненные, как у лисы. Я натянул капюшон, совсем как он. Его высокая, худощавая фигура, длинные пальцы – все это стало моим. Когда ты увидела меня, твои чувства прочли во мне Линка.
Я не собирался забирать у тебя то, о чем ты станешь горевать. Может, теперь я могу вернуть его тебе… в каком-то виде. Если ты не чувствуешь разницы, есть ли она, эта разница? Если я могу дать тебе счастье, может, я не заслуживаю одиночества.
Когда лес закончил, Ноэми сказала ему, что хочет побыть одна.
– Мне нужно немного подумать, – сказала она. – Ты позволишь мне покинуть маяк, если я останусь в лесу?
– Ты бы не смогла уйти из леса, если бы захотела. Так что это не имеет значения.
Ее тело напряглось. Конечно, он может позволить ей уйти из леса, хотя сейчас он говорил, словно это было не в его власти.
– Это я в тебе виновата? – спросила она.
Если бы она не ходила в лес, может, не было бы и озера, чтобы утопить Линка?
– Нет. Не ты меня создала и не ты принимаешь мои решения.
Она обняла себя за плечи. Если бы у нее был с собой телефон, может, Неизвестный писал бы ей сейчас, соглашаясь. Но она, наверное, забыла мобильный в лодке.
– Я пытался тебя слушать, – объяснял он. – Наблюдал, что ты фотографируешь… какие сны воссоздаешь. Я хотел создать все это и дать тебе потрогать предметы, которые до этого жили только в твоем внутреннем пейзаже.
Он положил плашмя ладонь на каминную полку.
– Но все не так. Что бы я ни делал, ты все меньше хочешь остаться.
Он пододвинулся ближе с умоляющим жестом.
– Как люди удерживают хоть что-то при себе?
Она тоже могла задать такой вопрос. Наверное, ей стоило ненавидеть это существо, изображающее Линка, и бояться его. Он и правда немного ее пугал. Но чем больше он говорил, тем больше напоминал ребенка. Может, эгоцентричного, но такого наивного.
– Хочешь пойти в башню? – спросил он.
Она не ответила.
– Я могу отвести это тело в подземный зал и ждать там, пока ты будешь в одиночестве. Я не выйду из него. Из тела. И из зала. Я останусь в своем маленьком теле.
– Ладно, – сказала она громче, чем собиралась. – А как попасть в башню?
– Сейчас сделаю. На самом деле двери туда пока нет, мне просто незачем было туда ходить.
Он дотронулся до стены. Деревянная панель распахнулась, словно там всегда была дверь.
– Я сделал маяк, потому что ты сказала Линку, что видела его. Во сне.
– Откуда ты знаешь, как выглядят маяки? Мой был похож на груду камней.
– Раньше я был повсюду. Я не очень много помню с тех времен.
– Ты хуже Линка.
Прозвучало довольно грубо, но она не хотела сказать ничего плохого. Линк всегда был очень странным и очень заботливым – и она его не до конца понимала. Если лес и мог с кем-то найти общий язык, то, разумеется, только с ним.
– Я провожу тебя.
Лес повел ее вверх по ступеням. Если он и волновался, что она убежит, пока он за ней не смотрит, то совсем этого не показывал. Он не оглядывался на Ноэми; ему хватало ее шагов за спиной. Она не могла убежать. Он был повсюду. Они дошли до комнаты с фонарем. Судя по ее виду, лес не видел маяков вблизи. Крыша была из чего-то прозрачного – льда? Хрусталя? Стекла? Ее обвивали вьюнки – может, он надеялся, что она вспомнит о всех цветах, что он дарил ей в детстве. По центру располагался пруд прозрачной воды, а в нем на платформе кровать, белая и круглая, как половинка яичной скорлупы.
– Тут нет света, – заметила она, ничуть не расстроившись.
Однако его лицо сразу осунулось, словно она ругала его за оплошность.
Одной ногой она переступила через крошечный ров, но другую оставила на месте. Ноэми слегка надавила на кровать, и та прогнулась под ее прикосновением.
– Как думаешь, ты сможешь быть тут счастлива? – спросил он.
– Нет, – не раздумывая, уверенно ответила она. – Мне уже есть где жить. Я не буду счастлива, если не смогу видеться с семьей.
Больше она ничего не стала объяснять. Чтобы выбраться отсюда, ей нужно было четко говорить о том, чего она хочет. Он может построить вокруг нее стены, но ее желания были ему неподвластны.
– Что убедит тебя остаться?
– Ничего.
Яснее она высказаться не могла.
– Ничто меня не убедит.
– Но у тебя нет выбора.
Он положил руку на перила. Он был башней, в которой она стояла. Ее окружали его деревья. И океан у нее под ногами.
– От чего тебе станет легче?
– Ни от чего. Я не хочу тратить время на то, чего мне не хочется.
Если он не знал этой ее черты, то он вообще ничего о ней не знал.
Он смотрел ей на грудь. Не так, как иногда смотрел Джонас – лес наблюдал за ней, словно она была сложным механизмом. На ее рубашке был яркий узор из розовых и зеленых кристаллов. Он заканчивался как раз под ребрами, поэтому было легко увидеть, как колышется грудная клетка, как старательно работают легкие за тонкой стенкой мышц. Она пыхтела, как кролик в лапах хищника, и до «Линка», кажется, дошло, что ему бы тоже надо втягивать воздух – все это время он забывал «дышать». Он выдохнул, потом еще и еще, чтобы выглядеть таким же живым, как она. Однако все в нем говорило, что жизнь для него была утомительной чередой однообразных, раздражающих заданий.
– Я могу выглядеть как кто угодно из твоих друзей. Если ты хочешь их увидеть. Наверное, Гэтан будет проще других. Или Лайл. Их я видел чаще. Но Джонаса с Эмберлин я тоже могу попробовать.
– Нет уж, спасибо. Без обид, но даже Линк у тебя получается не очень.
Он сжался, схлопнулся, как морская анемона. Дерево затрещало, кора растрескалась, и она увидела проблески других версий его тела: вот похожа на лошадь, вот морская, вот что-то подтекает, вот плоть, заросшая водорослями и грибами, вот жилистая, вот косая, рогатая, с копытами… Наверное, он не раз превращался во все эти образы. Она шагнула назад, встав обеими ногами в пруд, и когда кровать ударила ее под колени, Ноэми откинулась назад и села. Она не расплакалась, не убежала. Когда лес закончил превращения, то оказался гораздо меньше. Он посмотрел в воду: ему надо было убедиться, что получилось правдоподобно. Однако еще до того, как он поднял голову, Наоми узнала лунно-белую макушку.
