– Не апартамент, зато безопасно. Пойду матрас с одеялом добуду, а ты погуляй.
Предложение подружиться с Марьей Львовной было хорошее. Тетка сидела, как цербер, у выхода на улицу, мимо не проскользнешь. Хорошо бы найти путь к ее суровому эсэровскому сердцу.
Он отправился в приемную. Посетителей там не было, но над милосердной сестрой склонился Миркин, что-то весело ей рассказывал. Значит, уже отчитался перед начальством.
– А вот и он, д’Артаньян, – обернулся ротмистр. – Я Марье Львовне живописую, как эффектно вы предстали перед штабом. «Подвески похищены, ваше величество!» Нас не познакомили. Лев Миркин.
Сначала Алексей, по правилам учтивости, представился даме, еще и щелкнул каблуками, но та ответила тяжелым, недоверчивым взглядом.
Леший с ней, старой грымзой. Подождет. Миркин сейчас представлял больше интереса. Вот бы накрыть его вместе с кассой «Союза»!
– Я знаю, кто вы, ротмистр. Позвольте на два слова.
Вышли в коридор.
– Я теперь помощник у Василия Васильевича. Он жалуется, что вы бегаете от охраны.
Миркин сделал виноватое лицо.
– Больше не буду. Христом-Богом клянусь!
Шахматный турнир 1914 г. (А.Романов справа)
– Хорошее обещание из уст еврея, – укоризненно сказал Алексей. – Когда вы без «тени», вы очень рискуете. Сами не заметите, как вам сядут на хвост, пропасут до дома, а у вас деньги и, что еще хуже, записи, отчеты.
– Нет.
– Что «нет»?
– Ничего нет. Ни записей, ни отчетов. Все здесь. – Миркин постучал себя по лбу. – Потому и поставлен казначеем. У меня математическая память. Я, видите ли, шахматист.
– Я тоже учился на физико-математическом. И тоже играю в шахматы.
Ротмистр оживился.
– Правда? А без доски можете?
– Могу.
– Проверим. Чур я белыми! – Лев Абрамович потер ладони. – Нуте-с, разыграем, что ли, английский дебют?
Иду С4.
Не заговор, а спортклуб, подумал Романов, прикидывая, как бы вытянуть из Миркина домашний адрес.
– Хорошо. С5.
– Иду G3.
– Ну, G6.
Фигур оба не называли – хорошему игроку и так ясно.
– Разумеется, на G2. Вы где воевали?
– Отвечаю на G7… Если считать только фронт, то в четырнадцатом был в Восточной Пруссии. Ранен в руку.
– А мне там пикой в ляжку въехали.
– В шестнадцатом был в Брусиловском прорыве.
– Там меня шрапнелью зацепило.
– Прошлым летом был под Сморгонью.
– Нет, я в это время в госпитале лежал. Сморгонь – это где женский батальон в атаку ходил? Вот что нужно вечно помнить.
Алексей на мгновение зажмурился – так явственно увидел перед собой картину, расколовшую всю его жизнь на две части.
– …А я бы хотел навсегда забыть.
Миркин тихо сказал:
– Нет. Забывать мы ничего не будем. И тогда, может быть, плохое больше не повторится… Пойду на С3.
Романов уже взял себя в руки – ухмыльнулся.
– Вообще-то я люблю играть на настоящей доске. Ферзиху возьмешь – как барышню за талию. Ладью – как бабу за бедра.
Ротмистр фыркнул:
– Аппетитно рисуете. Чувствуется, вы не только шахмат любитель. Я, впрочем, тоже. А знаете, Романов, заходите как-нибудь ко мне. Поиграем и на доске. Я недалеко живу, на Сивцеве.
– Где там на Сивцеве? – рассеянно спросил Алексей, как бы обдумывая ход. Что такое «Сивцев», он понятия не имел. – …На А4, пожалуй.
– Це-це-це. Ломаете канон? – Миркин схватился за подбородок. – Что это вы задумали? Хотите, чтобы я раскрылся, а потом устроите какую-нибудь бяку?
– Клянусь Торой и Талмудом, мои помыслы чисты.
Лев Абрамович засмеялся.
– Нравитесь вы мне, д’Артаньян. Чувствую, мы подружимся. А приходите прямо сегодня. После десяти. Сивцев Вражек, дом восемь, второй этаж. Жалко, что вы не кавалерист. Если умеете держаться в седле, поступайте лучше ко мне в эскадрон, чем киснуть в «Охранном секторе». У нас лихо будет.
Ты мне тоже нравишься, подумал Романов, но как там д’Артаньян ответил кардиналу Ришелье? «По какой-то роковой случайности все мои враги здесь, а все мои друзья там, так что меня дурно приняли бы здесь и на меня дурно посмотрели бы там». Никакого удовлетворения от того, что удалось заполучить Миркина, Алексей не испытал. Легко получать сведения, когда человек тебе доверяет.
На смену бесполезным мыслям вдруг пришла другая, полезная.
Раскрыться и устроить бяку? Так-так-так…
– Прошу прощения, Лев Абрамович, вспомнил про срочное дело. После как-нибудь доиграем.
И скорее назад, к Полканову.
Влетел в комнату, не постучав, да остановился. У Василия Васильевича был Саввин.
– Прошу извинить…
– Я уже ухожу.
Главарь заговора пожал руку Полканову, потом остановился перед Алексеем и долго смотрел ему в глаза.
Слабонервных рентгенируй, внутренне усмехнулся Романов, изображая смущение. Мелькнула идея, интересная. А не грохнуть ли обоих прямо сейчас? Глядишь, тут и заговору конец.
Вздохнул. Нет, не конец. Дивизионные командиры, возможно, общаются меж собой не только в штабе. Устроят восстание и без Саввина с Полкановым.
– Ну, договорились, – сказал Виктор Борисович помощнику на прощанье, заканчивая какой-то разговор, и вышел.
– Ты чего ворвался как на пожар? – спросил Василий Васильевич. – Дело?
– Я понял, в чем главный недостаток системы безопасности.
– В чем?
– Это как в футболе. Если ты только защищаешь свои ворота от гола, победы не жди. Надо атаковать, пускай обороняется команда противника.
Василий Васильевич выжидательно уставился на заместителя.
– Давай-ка без футбола. Попросту. Ты что имеешь в виду?
Алексей стал объяснять. Собеседник слушал вначале недоверчиво, потом с прищуром, очень внимательно, наконец тоже заволновался, стал перебивать вопросами.
Получив все ответы, сказал:
– Нахально. Но соблазнительно. Знаешь, Алеша, что я больше всего ценю? Что ты не стал распускать перья перед Виктор Борисычем, а подождал, пока мы останемся вдвоем. Это правильно, это по-командному.
Саввин поумнее тебя, он бы не клюнул, мысленно ответил Романов. Ты же клюнешь. Потому что воображаешь себя волком, а на самом деле ты всего лишь овчарка.
