– Рассказывай.
– Он пришел сюда, – начала она. – Около трех. Как только он вошел, я поняла, что случилось что-то ужасное… Со мной уже произошла сегодня беда, но тут было другое… Он схватил меня за руку, посмотрел в глаза, но ничего не сказал. Я, кажется, все время спрашивала его, что случилось, а он все крепче и крепче сжимал мою руку.
Она подняла рукав и показала синие отметины на левой руке, под локтем.
– Я все спрашивала, что случилось, и вдруг он говорит: «Случилось, случилось, сама знаешь, что случилось». Потом он сказал, что ему позвонили по телефону, и кто-то… Мужчина… какой-то мужчина… позвонил и рассказал про меня… про меня и…
Она не могла закончить фразу.
– Про тебя и губернатора Старка, – договорил я за нее.
Она кивнула.
– Это было ужасно, – прошептала она, но не мне, а как бы в забытьи. – Это было ужасно.
– Прекрати, давай дальше, – приказал я и встряхнул ее.
Она очнулась и посмотрела на меня.
– Он рассказал ему про меня… и будто только из-за меня его назначили директором, и будто губернатор хочет теперь его снять… потому что он сделал его сына калекой, и хочет от меня отделаться… прогнать меня… этот человек так и сказал по телефону… отделаться… за то, что Адам искалечил его сына… и Адам, когда это услышал, сразу побежал сюда… поверил ему… поверил, что я…
– Ну, – свирепо перебил я, – насчет тебя ему, кажется, не соврали?
– Он должен был у меня спросить, – сказала она и поднесла пальцы к вискам, – он должен был спросить, а не верить на слово неизвестному человеку.
– Он ведь не идиот, – сказал я, – и не так уж трудно было в это поверить. Скажи спасибо, что он раньше не догадался, если все…
Ее пальцы больно сжали мою руку.
– Тсс, тсс, – сказала она, – не говори так… все было не так… и не так, как говорит Адам… ох, он говорил ужасные вещи… ты знаешь, как он меня называл… он сказал, если кругом одна грязь, все равно человеку не обязательно быть… я пыталась ему объяснить, как было на самом деле… совсем не так, как он думает… А он толкнул меня… так сильно, что я упала, и сказал, что не будет сутенером у своей сестры-проститутки и никто не посмеет его так назвать… И выбежал… Ты должен его найти. Найди его и объясни. Джек, объясни ему.
– Что объяснить?
– Что все было не так. Объясни ему. Ты ведь знаешь, почему я это сделала, ты знаешь, что было, Джек… – Она вцепилась в мой рукав. – Все было не так. Не так противно. Я старалась не быть дрянью. Я ведь не была, правда? Правда, Джек? Ну скажи.
Я смотрел на нее сверху.
– Да, – ответил я, – ты не была дрянью.
– Так случилось. Я не виновата. А он ушел.
– Я его найду, – пообещал я и высвободил рукав, собираясь уйти.
– Это бесполезно.
– Он прислушается к трезвому голосу.
– Он… я не об Адаме. Я о…
– Старке?
Она кивнула.
– Да. Я поехала в то место… за городом, где мы встречались. Он вызвал меня сегодня. Я поехала. Он сказал, что возвращается к жене.
– Так, – сказал я.
Наконец я стряхнул оцепенение и пошел к двери.
– Я привезу Адама.
– Привези. Пожалуйста, Джек. Больше никого у меня не осталось.
Выйдя на улицу, под дождь, я подумал, что еще у нее остался Джек Берден. Хотя бы как мальчик на побегушках. Но подумал я об этом без горечи, как о чем-то постороннем.
Искать кого нибудь в городе, если нельзя обратиться в полицию, – целое предприятие. Я часто этим занимался в бытность мою репортером – тут требуется время и удача. Но первое правило – это начинать с самого очевидного. И я отправился к Адаму домой. Увидев перед домом его автомобиль, я решил, что попал в яблочко. Я подъехал к тротуару и, заметив, что дверца водителя в его машине открыта – ее мог сорвать проходящий грузовик, а сиденье мокло под дождем, – захлопнул ее и вошел в дом.
Я постучался. Ответа не было. Но это ничего не значило. Адам мог быть дома, но не хотел никого видеть. Я нажал ручку. Дверь была заперта. Я спустился вниз, вытащил негра-швейцара и рассказал ему какую-то басню про вещи, которые я будто бы забыл у Адама. Он часто видел нас вместе и поэтому впустил меня. Я прошел по квартире, Адама не было. В глаза мне бросился телефон. Я позвонил к нему в приемную, потом в больницу, потом на медицинский факультет, потом на коммутатор, где врачи оставляют свои телефоны, когда отлучаются. Все напрасно. Об Адаме никто ничего не знал. Вернее, у каждого было более или менее толковое предположение, где он, – толку от этих предположений не было. Теперь не оставалось ничего другого, как прочесывать весь город.
Я вышел на улицу. Странно, что его машина стояла у дома. Он бросил ее. Куда же его понесло – в дождь, в это время дня? Вернее, ночи – потому что уже смеркалось.
Я подумал о барах. Так уж принято, что после сильного потрясения мужчина идет в бар, ставит ногу на перекладину, заказывает пять виски чистых, опрокидывает их одно за одним, устремив бессмысленный взор на белое искаженное лицо в зеркале напротив, после чего заводит с барменом сардоническую беседу о Жизни. Но я не представлял себе Адама за таким развлечением. Тем не менее бары я обошел. Точнее, я обошел многие из них. Жизни не хватит обойти все бары в нашем городе. Я начал со Слейда, Адама не нашел, попросил Слейда как-нибудь задержать доктора Стентона, если он появится, и пустился по другим заведениям из хрома, стеклянной плитки, цветных лампочек, старинного, источенного жучком дуба, гравюр со сценами охоты, комических фресок и джазовых трио. Около половины восьмого я снова позвонил в приемную Адама, а затем – в больницу. Ни там, ни тут его не было. Когда мне ответила больница, я сказал, что звоню по поручению губернатора Старка, сын которого лечится у доктора Стентона, и, если им не трудно, нельзя ли выяснить, где он находится. Дежурная вернулась с ответом, что доктора Стентона ждали в начале седьмого – он назначил встречу другому врачу, собираясь просмотреть с ним рентгеновские снимки, но не пришел. Нужно ли что-нибудь ему передать, когда он появится? Я сказал: «Да, пожалуйста, пусть немедленно свяжется со мной – это очень важно. В моей гостинице будут знать, где я».
Я вернулся в гостиницу и, попросив портье прислать за мной, если мне позвонят, пошел в буфет. Никто не позвонил. Тогда я уселся в холле с вечерними газетами. «Кроникл» в длинной передовице восхваляла мужество и здравый смысл горстки людей, восставших против правительственного законопроекта о налогах, который задушит в штате предпринимательство и частную инициативу. Рядом с передовой была карикатура. Она изображала Хозяина, вернее, фигуру с головой Хозяина, но с огромным брюхом, в детском костюмчике с короткими штанишками, обтянувшими толстые волосатые ляжки. Монстр держал на колене большой пирог с черной дыркой, из которой он только что выковырял скорчившегося человечка. На пироге была надпись «Штат», а на человечке – «Трудящиеся». Изо рта Хозяина выходил большой пузырь, при помощи которых художники комиксов изображают речь своих персонажей. В пузыре были слова: «Вот какой я молодец». И под карикатурой подпись: «Малыш Джек Хорнер»
[47].
