И надо, наконец, поставить точку в разговорах о гавеловском «нежелании» становиться президентом. Судя по всему, Гавел никогда не мечтал о том, чтобы занять этот пост. Всю жизнь он видел себя прежде всего писателем, и то, что думают о нем люди как о писателе, волновало его куда больше, чем их отношение к нему как к политику. В «реалити-шоу» своей жизни, однако, он – благодаря своему творчеству, своему смелому сопротивлению коммунистическому режиму и своей жертве в виде пяти из лучших лет жизни, проведенных в тюрьме, – подготовил сцену таким образом, что когда подошло время последнего действия, логика пьесы неумолимо «вынесла» его на ведущую роль. Да, он был именно вброшен в свою роль, и он выглядел бы глупцом, если бы повел себя иначе.
Оглядываясь назад, можно также повысить оценки по поведению Гавелу и Форуму за первый революционный месяц. На эти оценки не повлияли бы ни несколько хаотичный способ принятия решений внутри Гражданского форума, ни высокая степень импровизации. Критике нередко подвергалось ночное заседание Форума 5 декабря, которое, похоже, упустило шанс избавиться от Адамеца и сформировать некоммунистическое правительство во главе с Яном Чарногурским
[754]. Что ж, возможно. Но проблема заключалась не в том, как именно избавиться от Адамеца; в то время сила Форума была настолько велика, что он мог избавиться от любого представителя режима. Проблема заключалась в том, как добиться назначения нового правительства действующим президентом, как затем вынудить президента уйти в отставку и как добиться избрания нового президента. Форум, судя по всему, инстинктивно чувствовал, что лучше пока Адамеца не трогать.
Стратегия, которую предпочли Гавел и Форум, может казаться слишком уж осторожной, однако с теоретической точки зрения изъянов в ней практически нет. В отличие от историков, непосредственные участники событий должны были взвешивать каждый свой шаг с учетом того, что им было почти ничего не известно о намерениях, вероятных методах действия и решимости противника. Все это было гораздо важнее для оппозиционеров, не имевших в своем распоряжении никаких надежных источников информации в правительстве и партии, чем для другой стороны, копившей сведения об оппозиции на протяжении долгих лет и пользовавшейся услугами нескольких информаторов внутри Форума. «У нас были собственные каналы информации»
[755], – подтверждает Чалфа. В этой классической ситуации недостатка информации в игре с нулевой суммой Гавел – даже, возможно, не догадываясь, что нечто подобное вообще существует, – последовательно использовал правило минимакса, то есть стремился минимизировать вероятные выгоды Адамеца и постепенно максимизировать свой собственный потенциал. Он позволил Адамецу стать партнером в период транзита власти, хотя, как следует из личных заметок Гавела, не питал к нему большого уважения. «Мой разговор с ним вышел кабацким», – сообщил Гавел своим коллегам из Форума, рассказывая об одной из четырех их с Адамецом встреч один на один
[756]. Но, поскольку Гавел вполне обоснованно подозревал, что Адамец может выкинуть какой-нибудь фокус, он старался минимизировать риск прямого столкновения, в котором оппозиция, конечно, имела бы численное преимущество, однако власть по-прежнему могла использовать свое монопольное право на насилие. Изначально отказавшись принять предложения о разделении властей, к чему Форум пока не был готов, Гавел избежал опасности вхождения в такое партнерство на позициях слабого. Адамец пользовался той же стратегией: он довольно-таки умно стремился удержаться сам и, соответственно, сохранить в игре коммунистическую партию, желая снизить энергию протестов и в конце концов добиться перевеса. Но от него ускользнуло то обстоятельство, что баланс сил постоянно менялся – и не в его пользу. Благодаря тому, что Форум с самого начала отказался вести переговоры с компартией, но согласился на переговоры с Адамецом, вынудив последнего оторваться от его властной базы; что была объявлена символическая генеральная забастовка (вопреки просьбам Адамеца); что Адамецу пришлось формировать первое правительство по своему вкусу и под собственную ответственность, а потом Форум его же за это и упрекал; что, угрожая новой генеральной забастовкой, Форум продиктовал Адамецу состав второго правительства, проигнорировав его попытку уйти от ответственности; и, наконец, тому, что был вполне успешно заблокирован его отчаянный рывок на Град, Форум смог отбросить Адамеца, как ненужную шелуху. Все это время Гавел осознавал опасность того, что Адамец захочет им воспользоваться в собственных целях, но в финале именно Гавел воспользовался Адамецом.
Могло ли все сложиться иначе, если бы Форум оказался лучше подготовленным, его переговорщики и активисты – более опытными, а политическая воля – более непреклонной? Почти наверняка да, потому что история – это сад с целой сетью тропинок, многие из которых заросли травой. Однако Форум действовал правильно, когда стремился снизить риски, – и действовал он так не только из соображений гуманизма. Если бы дошло до насилия, то одна часть вооруженных людей одержала бы верх над другой и после своей победы провозгласила демократию, как это случилось в Румынии. Но это были бы никакие не демократы – у демократов оружия в руках не было. Трудно даже вообразить результат, достигнутый со столь малыми издержками и с такими огромными преимуществами, чем тот, которого добились Гавел и его команда, – отчасти благодаря импровизации, отчасти – везению, отчасти – слабому сопротивлению другой стороны, но в основном благодаря их собственной осторожности и сдержанности. Реформаторов 1968 года критиковали в том числе и потому, что они явно переоценили свои силы и недооценили очевидные риски. Гавел сумел избежать этой ошибки.
Благодаря аккуратному, едва ли не вкрадчивому подходу к делу он наконец стал единственным реальным кандидатом в президенты. На некоторых направлениях его успех был почти триумфальным. Гавел уже прилежно готовился к избирательной кампании, которая вполне отвечала его вкусам человека театра. Теперь, когда у него не осталось соперников, а правительство и оппозиция договорились, что президент будет избран согласно действующей конституции действующим же парламентом, слегка обновленным за счет тринадцати кооптированных депутатов (один из множества парадоксов того времени состоял в том, что именно коммунисты внезапно завели речь о прямых выборах президента), идея кампании была отброшена как несостоятельная. Однако Гавел чувствовал потребность хотя бы представиться избирателям и потому обратился к народу в вечернем эфире государственного телевидения. Накануне Рождества он чуть не вызвал настоящий бунт, когда заявил с экрана о том, что, мол, не пора ли уже принести извинения за выселение из Чехословакии в конце Второй мировой войны трех миллионов судетских немцев
[757]. Даже легкий намек на нечто подобное входил в резкое противоречие с сорока годами коммунистического воспитания, воззрениями марксистских историков и глубоко укоренившимся недоверием к немцам, накопившимся за тысячу лет общей и не всегда идиллической истории. В следующие дни Гражданскому форуму пришлось объяснять, что Гавел не то имел в виду, и одновременно, не отрицая самой сути его слов, стараться загладить могущее возникнуть впечатление, будто он недостаточно квалифицирован, чтобы быть президентом. Но Гавел, хотя, может, и выразился недостаточно точно, относился к тому, что сказал, совершенно серьезно и нимало не удивился, что эти его слова вызвали сумятицу
[758]. Семь лет спустя правительство и парламент Чешской Республики пришли к такому же заключению
[759].