Для успеха планов расширения НАТО была важна поддержка обеих политических партий в американском Конгрессе. Поначалу не многие из конгрессменов готовы были за них ратовать. Ни один из потенциальных претендентов на вступление в НАТО не имел в Вашингтоне ни достаточного веса для ведения в Конгрессе затяжной кампании лоббирования, ни достаточных финансовых средств, чтобы нанять профессионалов, которые вели бы ее за них. Вскоре чешский, венгерский и польский послы в Соединенных Штатах поняли, что им следует объединить силы и заниматься лоббированием сообща, чтобы иметь шанс на успех. Идея создания Вишеградской группы, высказанная Гавелом в Братиславе и поддержанная лидерами тогдашних трех стран в историческом венгерском замке на берегу Дуная, где в 1335 году три короля – чешский Иоанн Люксембургский, венгерский Карл Роберт Анжуйский и польский Казимир III Великий – встретились, чтобы заключить союз, теперь начинала приносить плоды. В том числе благодаря многочисленной и политически активной чешской и венгерской диаспоре и еще более многочисленной польской диаспоре в штатах на Восточном побережье и на Среднем Западе, во Флориде и в Техасе американские законодатели начали наконец к нам прислушиваться. Конгресс ратифицировал несколько законов, среди них – Закон о сотрудничестве с НАТО 1994-го и Закон о поддержке расширения НАТО 1996 года.
Хотя президент Клинтон вначале колебался, он, как настоящий политик, быстро понял необходимость расширения НАТО. В значительной степени именно настойчивые призывы Гавела и Валенсы во время его встреч с каждым из них в отдельности и с обоими вместе тогда, в апреле 1993 года, побудили его «начиная с этого дня, относиться к расширению НАТО положительно»
[917]. В глазах Клинтона, который признавал влияние на него Гавела задолго до их встречи, чешский президент «олицетворял неотложность вызова» привести процесс в действие
[918]. Чаша весов постепенно склонялась к поддержке проекта расширения НАТО. Советник Клинтона по национальной безопасности Энтони Лейк, невзирая на возражения некоторых своих коллег
[919], стал продвигать идею расширения активнее, чем внешнеполитическое ведомство и Пентагон. Администрация не хотела быть застигнутой врасплох растущей поддержкой расширения НАТО в республиканской части Конгресса. Когда в сентябре 1994 года помощником госсекретаря по европейским делам стал Ричард Холбрук, внешнеполитическое ведомство также поддержало эту идею.
Вместе с тем она наталкивалась и на серьезное сопротивление. Многие представители американской администрации видели в ней нежелательный уход в сторону от внутриполитических приоритетов, ведя хотя и закулисные, но тем не менее действенные арьергардные бои против новой политики. Значительная часть внешнеполитического истеблишмента вокруг Совета по международным отношениям опасалась, что расширение НАТО негативно скажется на отношениях с Россией, которые эти политики считали более важными. Ведущие обозреватели, такие как Ричард Коэн из «Вашингтон пост» или Томас Фридман из «Нью-Йорк таймс», относились к идее расширения откровенно враждебно
[920]. Было ясно, что борьба предстоит нешуточная.
Но Клинтон уже принял решение объявить об изменении политического курса, причем совершенно недвусмысленно, в ходе своей поездки в Европу на саммит НАТО в январе 1994 года. Вперед он выслал с блиц-визитами в центрально– и восточноевропейские столицы Мадлен Олбрайт и нового начальника объединенных штабов вооруженных сил Джона Шаликашвили, родившегося в Варшаве потомка старинного грузинского рода, для поднятия духа стран, которым предстояло пока учиться сотрудничеству с НАТО, стремясь к военному и политическому взаимодействию в рамках «Партнерства во имя мира». Свое основополагающее заявление, что «теперь уже вопрос не в том, примет ли НАТО новых членов, а в том, когда и как это произойдет»
[921], Клинтон после тонкого дипломатического «перетягивания каната» решил сделать на живописном фоне Праги.
Гавел, естественно, был воодушевлен тем, что американский президент выбрал местом для своего заявления и своей встречи с группой высших представителей государств Центральной и Восточной Европы столицу Чешской Республики – несмотря на огромные организационные и логистические трудности, с какими это было сопряжено для страны, которой исполнился ровно год. Если Джордж Г. У. Буш в ноябре 1990 года прилетел с семьюстами сопровождающими, то в делегации Клинтона их насчитывалось девятьсот, и это не говоря о делегациях глав остальных государств региона. Тем не менее Гавел, как всегда, хотел придать визиту еще и неформальный, человеческий и интеллектуальный характер. В пражском ресторане «У Синей уточки» над тарелками с одноименными – но, к счастью, поджаренными до золотистой корочки – пернатыми мы ним и Мадлен Олбрайт целый вечер плели интригу и в конце концов решили приготовить Клинтону накануне его речи сюрприз
[922].
План чуть было не сорвался, так как за несколько дней до визита скончалась долго болевшая мать Клинтона. Понятно, что американская команда, готовившая визит, настаивала на том, чтобы из программы были исключены все мероприятия, которые можно было бы счесть легкомысленными. Поэтому, пока президентский борт летел в Прагу, сценарий визита, который Гавел составлял с таким же вниманием к деталям, как писал все свои пьесы, в буквальном смысле висел в воздухе. Но в самолете с позывным Air Force One у Гавела был союзник, отстаивавший его планы. Когда американский президент со своей свитой спускался по трапу на летное поле аэропорта Рузыне, Гавел высматривал на ступеньках не только самого Клинтона, но также постоянного представителя Соединенных Штатов в ООН Мадлен Олбрайт. После того как она показала ему направленный вверх большой палец, Гавел улыбнулся. Из уважения к своему чешскому коллеге Клинтон согласился с первоначальным вариантом программы, хотя и с небольшими изменениями. Вслед за официальным приветствием и первым раундом переговоров в Пражском Граде Гавел показал Клинтону свой кабинет с примечательными образчиками современного искусства, включая два ню. «Представляете, что сказали бы люди, если бы нечто подобное висело в моем кабинете?» – сказал на это Клинтон с легкой завистью
[923]. Если бы он знал, что ему предстоит! Дальнейшая программа привела обоих президентов через Карлов мост в знаменитую пражскую пивную «У Золотого тигра», где король чешских рассказчиков Богумил Грабал со своей компанией в тот вечер, как уже не один десяток лет, разматывал клубок историй, запивая их бессчетными глотками пива. Затем через Национальный проспект они перешли в джаз-клуб «Редута», название которого являлось символом великой эпохи малых пражских театров в шестидесятые годы и в числе отцов-основателей которого был один из учителей Гавела Иван Выскочил. В честь обоих президентов сыграла джаз-группа во главе с саксофонистом, флейтистом и импровизатором Иржи Стивином. Когда музыканты доиграли сет, Гавел встал и преподнес американскому президенту свой дар – новехонький чешский тенор-саксофон с выгравированным сердечком и своей подписью
[924]. Клинтон сразу сообразил, чего от него ждут. Дунув пару раз для пробы, он вместе с группой без репетиций, но в целом удачно исполнил My Funny Valentine. После чего расставил собственную ловушку, пригласив Гавела сопроводить его на ударных в Summertime.
