Его политический противник Вацлав Клаус, восставший из небытия, вел эффективную избирательную кампанию под лозунгом «мобилизации» перед лицом якобы грозящей опасности прихода к власти левых сил. ГДП на билбордах ставила избирателей перед однозначным выбором: «Влево или с Клаусом». А когда левая социал-демократическая партия во главе с Милошем Земаном все же выиграла и ГДП заняла только второе место, Клаус заключил ошеломляющую политическую сделку под названием «оппозиционный договор», или – более возвышенно – «договор о создании стабильного политического пространства», в котором обязался поддерживать составленное Земаном правительство меньшинства в обмен – хотя это и не было сформулировано – на места в наблюдательных советах государственных компаний для представителей ГДП. Страна качнулась влево – причем с Клаусом.
Всем этим событиям предшествовала еще одна встреча президента со смертью. Четырнадцатого апреля 1998 года, на пятый день очередной незадавшейся романтической поездки с Дашей в австрийские Альпы, Гавела доставили на вертолете в больницу в Инсбруке с резкими болями в области живота. Лучший австрийский хирург профессор Эрнст Боднер диагностировал перфорацию толстой кишки и сразу же провел операцию. По всей видимости, Гавел был всего в нескольких часах от смерти в результате сепсиса, и спасли его только искусство хирурга, его собственная исключительная воля к жизни и заботы Даши, не отходившей от него ни на шаг. Гавел поправился и в середине мая вернулся в Прагу.
Однако нелады со здоровьем преследовали его до конца года. Когда в августе он лег на операцию по удалению фистулы, оставшейся после предыдущего хирургического вмешательства, у него опять начались проблемы с дыханием и стало отказывать сердце. В течение двух лет ему четыре раза делали трахеотомию.
Весь этот ад сопровождался навязчивым и неусыпным вниманием средств массовой информации. Многие журналисты искренне волновались о состоянии здоровья президента, но было и другое: множество типографской краски ушло на советы по оказанию ему медицинской помощи, далеко идущие обобщения насчет чешской и австрийской систем здравоохранения и завуалированные выпады против Даши, как будто именно она была виновата в ухудшении здоровья мужа.
Все это не имело бы значения, если бы не тот факт, что как раз тогда в некоторых кругах правой части чешского политического спектра возник миф о Вацлаве Гавеле как о жаждущем власти интригане-маккиавелисте, чьи происки привели к досрочной отставке Вацлава Клауса. Симпатии и антипатии Гавела были абсолютно ясны, но несущественны. Важно было то, что из двух лет, когда его интриги якобы достигли кульминации, он полные двенадцать месяцев был серьезно болен или оправлялся от болезни. Даже если бы он хотел бороться с Клаусом, который был в отличной физической форме, слишком много сил отнимала у президента борьба за собственную жизнь.
Не будет преувеличением сказать, что большинство сограждан в то время не ожидало, что Гавел после этого проживет долго. Уже составлялись некрологи и шли дискуссии о преемнике. Даже те, кто хорошо его знал, подавляли в себе готовность смириться с неизбежным, хотя и не были склонны недооценивать выносливоcть борца, скрывавшегося в этом хрупком теле.
Страдало не только здоровье Гавела – страдала и его популярность. Из неприкасаемой некогда иконы он сделался мишенью: с одной стороны его атаковали – и имели на то право – критики из числа политиков, с другой – мерзейшие распространители сплетен из числа охотников на знаменитостей. Кто-то негативно реагировал на второй брак президента и его привлекательную супругу. Однако большую часть негатива создавали целенаправленные, а местами, видимо, и скоординированные нападки продажных писак, подчас служивших определенным политическим кругам. Эта неотъемлемая составная часть политического процесса в Чешской Республике, как и везде в мире, была по-своему понятна: ведь чешский президент по традиции должен был в каком-то смысле стоять над повседневной политической суетой. Но картина была бы неполной без упоминания о том, насколько неудачно складывались отношения президента – и скорее именно его самого, а не президентской канцелярии – со средствами массовой информации в 1996–1998 годах.
Как человек, работающий со словом, Гавел всякий раз очень бурно реагировал на бьющие в глаза неточности, ложь и несправедливую критику. При этом он старался убедить критиков, что они ошибаются, и объяснить им, в чем именно состоит их ошибка. Члены команды президента часто пытались отговаривать его от этого, зная наверняка, что многих критиков любые убеждения или объяснения совершенно не трогают. «Воспринимай то, что о тебе пишут, как дождь, – робко советовал я ему. – Он может тебе не нравиться или быть неприятным, но поделать с ним ты ничего не можешь». По моему мнению, на пользу публичному имиджу президента наверняка пошли бы беспристрастность и открытость по отношению к средствам массовой информации. Ложь и манипулирование Гавелу совершенно не подходили.
Большей частью он следовал этим советам, но не всегда. Как он уже давно показал в «Письмах Ольге», у него возникало непреодолимое желание оправдываться там, где это было совершенно не нужно. В бытность его пресс-секретарем я всегда боялся той минуты, когда Гавел предлагал мне в очередной раз публично отчитаться о работе его канцелярии, а еще больше – когда он решал раскрыть актуальное состояние своих личных финансов. Мотив вины был очевиден для всех, кроме президента, который чувствовал себя обязанным примерно раз в полгода обнародовать размер своей президентской зарплаты (около ста двадцати тысяч крон в месяц), положенных ему надбавок (персональный фонд в один миллион крон в год плюс издержки), доходов от литературного труда (гораздо больше) и от продажи возвращенных по реституции объектов недвижимости (несколько десятков миллионов крон) с указанием отчислений на благотворительные и другие богоугодные цели (вся его президентская зарплата и многое сверх того). Результат был предсказуем. Половина населения была шокирована тем, как много он получает, а вторую половину коробила его щедрость, потому что он вот так запросто мог ее себе позволить. С точки зрения пиара это был кошмар.
Но все это оказалось цветочками по сравнению с войной, которую отныне вели со средствами массовой информации Гавел и Дагмар. Редко возвышая голос в защиту самого себя, Гавел ощущал глубокую потребность защищать Дашу и резко – причем иногда несоразмерно резко – реагировал на каждый выпад против нее. Он не слишком хорошо представлял себе, как функционируют СМИ, и потому строил несбыточные планы – например, о протаскивании заранее написанного интервью с его женой в газету «Право». Интервью так и не было напечатано.
Затем Гавел попросил Лиду Ракушанову, бывшую сотрудницу «Свободной Европы», чтобы та написала «правдивую» историю Даши и его отношений с ней. После выхода книги в свет
[1002] она была подвергнута тотальной – и не вполне незаслуженной – критике как агиографическое сочинение, недостойное литературного и нравственного уровня Гавела.
Таких случаев становилось все больше. Когда Гавелу как-то раз показалось, что о нем несправедливо отозвались на телеканале «Нова», который никогда не был его большим поклонником, он от отчаяния сам позвонил в десять часов вечера в редакцию Чешского агентства печати с телефона полиции Града в Ланах и заявил, что хочет продиктовать опровержение. Мало того, он забыл проинформировать об этой выходке своего пресс-секретаря Ладислава Шпачека, и тот на другой день публично отрицал вчерашний инцидент. СМИ веселились от души.
