Когда первая леди выступила с инициативой, чтобы во время государственного визита в Великобританию ее сопровождал персональный журналист из газеты «Блеск», Шпачек взбунтовался
[1003]. Однако бульварный журналист – в итоге это оказалась журналистка – все равно поехал.
Дела шли чем дальше, тем хуже. Гавел, не понимая, что он сам подливает масла в огонь, обвинял всех вокруг – СМИ, политических противников и даже свою собственную канцелярию. Наконец осенью 1998 года он принял самое простое решение: «Я перестал листать газеты, смотреть телевизор и читать сводки! Какая чудесная жизнь!!!»
[1004]
Она и впрямь была бы чудесной, если бы продлилась подольше. Спустя месяц Гавел ввязался в очередную медийную перестрелку, на сей раз с нравственным подтекстом. В списке выдающихся личностей, которым президент собирался вручить государственные награды по случаю празднования Дня возникновения самостоятельной Чехословакии 28 октября, оказался и бывший бургомистр Вены Хельмут Цильк, многолетний пропагандист добрососедских отношений между чехами и австрийцами. За несколько дней до торжественного вручения наград в газете «Зюддойче Цайтунг» и других СМИ появилось сообщение, что в середине шестидесятых голов Цильк был платным агентом чехословацкой разведки. Сам Цильк эти обвинения отверг. В неразберихе противоречивой информации Гавел отозвал награду, что не пошло на пользу чешско-австрийским отношениям, которые и без того подвергались суровым испытаниям в связи со спорами из-за атомной электростанции Темелин. Вацлав Бенда, в старые диссидентские времена товарищ Гавела по заключению, а теперь сенатор от ГДП
[1005] и директор недавно созданного Управления документирования и расследования преступлений коммунизма, упрекнул Гавела: мол, тот и раньше знал о неблаговидном прошлом Цилька, мало того – даже получил соответствующую информацию, основанную на документах ГБ, от самого Бенды. В ответ Гавел обвинил Бенду во лжи. Между тем заведующий канцелярией президента, безусловно достойный Иван Медек публично заявил, что по указанию Гавела проверял кандидатов на получение награды по базам Управления. Медеку пришлось уйти в отставку. Над этим скандалом милосердно опустили завесу очередное легочное заболевание Гавела и приближающееся Рождество
[1006].
Прощай, оружие
Я был внезапно заброшен в сказку – чтобы потом долгие годы падать на землю…
Речь в Городском университете Нью-Йорка, 20 сентября 2002 г.
На популярности Гавела не могли не отразиться проблемы предыдущих двух лет. Опросы общественного мнения в декабре 1998 года показали, что на вопрос «Должен ли президент подать в отставку?» положительно ответили 55 процентов респондентов, хотя, конечно, вопрос был наводящим и попахивал политической ангажированностью.
Если в то время Гавел и задумывался о своей отставке, виду он не подавал. Его ждал очередной трудный год, но в этот раз он был готов к бою. Двенадцатого марта 1999 года, после почти десяти лет, прошедших под знаком упорства и настойчивости, исполнилось одно из заветных желаний президента – Чешская Республика вступила в НАТО. В январе 1994 года Гавел сумел получить от Билла Клинтона обещание, касавшееся расширения Североатлантического альянса. Вопрос будет ли? сменился на вопрос когда? Подражая Леху Валенсе, он кормил и поил Бориса Ельцина в ресторане «Под золотым тринадцатым номером» на Нерудовой улице в Праге до тех пор, пока тот не перестал отличать НАТО от Варшавского договора, либо же пока ему вообще не стало все безразлично. В июле 1997-го Гавел принял участие в мадридском саммите Альянса, где было подтверждено решение о включении в его состав трех центральноевропейских стран. И дома, и за границей он продолжал поддерживать процесс расширения НАТО и всячески его поторапливал. Помня слова одного из братьев Маркс (Граучо), которые я как посол часто цитировал, о том, что не хотел бы он сделаться членом клуба, куда берут таких, как он, Гавел пытался убедить НАТО, что Чешская Республика будет ему полезна. За три месяца до даты расширения он добавил к своей благодарности госсекретарю США Мадлен Олбрайт сделанную от руки псевдоизменническую приписку: «Конфиденциально! Секретно! Будьте строги при приеме нас в НАТО! Мы народ болтунов!»
[1007]
Итак, Чешская Республика, наряду с Венгрией и Польшей, стала одной из первых трех посткоммунистических стран, вступивших в Североатлантический альянс. Это случилось в момент передачи документов о вхождении в НАТО на торжественной церемонии в президентской библиотеке и музее Гарри С. Трумэна в Индепенденсе, штат Миссури, всего в двух часах езды от Фултона, где Черчилль заявил, что через весь европейский континент, «от Штетина на Балтике до Триеста на Адриатике», опущен железный занавес
[1008]. Если роспуск Варшавского договора формально завершил холодную войну, то расширение НАТО погрузило в глубокий сон длинные тени Ялтинской конференции февраля 1945-го, которая рассматривалась – резонно или нет – как сдача союзников Запада в Центральной и Восточной Европе на милость либо немилость Сталина. «Древние государства Центральной и Восточной Европы»
[1009] вновь объединились со своими западными соседями.
Если Гавел и большинство его сограждан представляли свое вступление в зону стабильности и безопасности Альянса как нечто степенное и церемонное, то их ожидал сюрприз. Спустя всего двенадцать дней самолеты НАТО начали бомбардировку территории бывшей Югославии, чтобы остановить акты устрашения и этнические чистки в Косове. Новые члены, располагавшие лишь устаревшими советскими летательными аппаратами, не могли активно участвовать в воздушной операции и были несколько ошарашены таким развитием событий. Чешское правительство долго дискутировало о целесообразности военной операции, а самолеты НАТО все это время стояли с запущенными двигателями на итальянской военной базе Авино в ожидании единодушного согласия членов Альянса. Гавелу, со своей стороны, уже довольно давно стало ясно, что именно следует предпринять. «Стороны конфликта должны осознать, что у них нет иного выхода, кроме как сесть за стол переговоров. Должно стать очевидным, что для Белграда альтернативой переговоров может быть только применение силы Североатлантическим альянсом. А для косовских албанцев – полная дискредитация их требований, в том числе и справедливых»
[1010]. Хотя предстоящая операция Гавела совершенно не радовала и он называл ее «экстремальным решением», тем не менее он счел «неизбежно необходимым»
[1011] выразить ей свою безоговорочную поддержку. Как обычно в случае необходимости принять сложное решение, Гавел, руководствовавшийся моральными критериями, нашел простое решение: «Наш исторический опыт показал, что злу необходимо противостоять, а не уступать»
[1012]. Он проигнорировал возражения обоих партийных лидеров, подписавших «оппозиционный договор», и министра иностранных дел Яна Кавана, который (одновременно с греческим премьер-министром и министром иностранных дел Георгиосом Папандреу) по собственной инициативе принялся саботировать оперативный план НАТО, предлагая сначала прекратить бомбардировки и лишь затем приступать к переговорам. Гавел был разочарован: «Правительство провело два совещания, касавшихся нашего участия в войне, и никто из его членов не удосужился снять трубку и позвонить верховному главнокомандующему. Это делает меня свободным. Теперь я вправе не испытывать к этим людям никаких сантиментов»
[1013].
