Ригер, как быстро становится понятно, вовсе не тот персонаж, что заслуживает восхищения. Он такой же тщеславный и эгоистичный, как и прочие политики. Он позер, он изменяет своей жене, и он совершенно не способен отказаться от власти. Когда в финале пьесы ему предлагают занять унизительный пост «советника советника советника», он соглашается, приводя в свое оправдание столь же трагикомические рациональные доводы, какими Гавел смачно иллюстрировал нравственную капитуляцию своих героев в пьесах коммунистических времен:
У меня сейчас лишь две возможности. Первая: отныне и навсегда жить лишь тем, что было, беспрерывно вспоминать об этом, снова и снова по кругу возвращаться к этому, анализировать минувшее, объяснять, отстаивать, опять и опять сравнивать прошлое с настоящим, доказывая, что тогда было лучше, то есть всецело сосредоточиться на своих следах в истории, своих былых заслугах, своей памяти и обелиске ей, установленном у обочины нашего исторического пути… Многие сочли бы меня озлобленным гордецом, отвергающим великодушное предложение поставить свой опыт на службу дальнейшей плодотворной работе на благо страны… Однако у меня есть и другая возможность: продемонстрировать всем, что служба родине для меня выше моего личного положения. Из этого принципа, пан редактор, я исходил всю свою жизнь и не понимаю, почему должен был бы отказаться от него из-за такой мелочи, из-за того, что я буду занимать – формально – пост, который будет чуть ниже того, на каком я долгое время находился
[1058].
С этого момента комедия нравов превращается в трагедию идентичности. Каким бы высоконравственным, скромнейшим и готовым к самопожертвованию ни был соблазняемый властью человек, он не сможет, единожды вкусив, полностью от нее освободиться. Власть влияет на него и тогда, когда она есть, и тогда, когда ее уже нет. Чем большего он добился и чем выше поднялся, тем сильнее сжимает она его в своих объятиях. Он не может оставить ее за собой – во всяком случае не в демократической стране, – и тем не менее внутренне он никогда полностью от нее не откажется. До конца его дней главным для него будет не то, что он делает сейчас, а то, кем он был прежде. Он приговорен к тому, чтобы остаться бывшим канцлером, бывшим секретарем и бывшим президентом
[1059].
И этой опасности Гавел старался также избежать. В самой пьесе он добился этого, максимально используя драматургическую вольность, играя цитатами и анахронизмами, нарушая ход действия вставными разъяснениями и рекомендациями актерам, которые произносит создатель текста как некий deus ex machina, пародируя самого себя и прибегая к «чистому авторскому произволу». Тем самым драматург – и единственно он – вновь полностью взял под контроль свое ремесло и своих персонажей.
В реальной жизни подобное было невозможно. Окружающий мир с его требованиями не давал Гавелу покоя, а его чувство ответственности не позволяло не обращать на эти требования внимания. Он вынужден был постоянно принимать все новых и новых посетителей и участвовать в различных мероприятиях. Даже при постановке его пьесы возникли проблемы театральной политики, ничуть не менее коварной и суровой в сравнении с политикой партийной. Так же, как зачастую и раньше, Гавел писал эту пьесу, имея в виду конкретных исполнителей главных ролей. Канцлера Ригера должен был играть давний друг Гавела Ян Тршиска, а многолетнюю и многострадальную подругу Ригера – не кто иной, как Даша.
Гавел – может быть, не слишком продуманно – обратился в Национальный театр, руководство которого, по-видимому, сомневалось, уместно ли будет пригласить Дашу в труппу, состоящую из десятков актеров, большинство из которых давно не выступало в главных ролях. В свою очередь, в ее родном театре «На Виноградах» возражали против Тршиски и стороннего режиссера.
В конце концов пьеса нашла сценическое воплощение в хорошо соответствующей ей обстановке театра «Арха», одного из главных центров пражского альтернативного театра, в режиссуре Давида Радока, сына старого наставника и друга Гавела. Радок-младший, выросший в эмиграции в Стокгольме и занимавшийся в основном оперной режиссурой, выбрал строгий подход и в своей постановке постарался верно передать замысел автора. Впрочем, у исполнителей главных ролей были и свои собственные представления. Тршиска прибегнул к драматическим жестам и декламации из классических трагедий на грани полного окарикатуривания Ригера, который уже и сам по себе был карикатурным персонажем. Даша не хотела оставаться в тени, однако из-за возникших проблем, в том числе со здоровьем, ей пришлось отказаться от участия в постановке, и ее заменила разносторонняя Зузана Стивинова – комическая актриса и хорошая певица. Премьера спектакля, которая состоялась 22 мая 2008 года, вызвала реакцию, от восторженной до почтительно восхищенной, несмотря на то, что кое-кто усмотрел в пьесе намек на отношения между Гавелом и Клаусом. Сам Гавел был доволен результатом, хотя сожалел, что ему не довелось увидеть Дашу в главной женской роли в одной из своих пьес.
Это могло послужить одной из причин – несомненно, не единственной, – почему Гавел решил экранизировать свою пьесу. Еще одной причиной было пронесенное им через всю жизнь желание стать кинематографистом. Определенную роль могла сыграть также его глубокая внутренняя потребность освободиться от всяческих ограничений и стереотипов.
Написать на основе пьесы сценарий оказалось делом несложным, хотя, быть может, и не слишком благодарным. Гавел последовал принципу единства места действия и весь фильм – кроме заключительной сцены отъезда Ригера – снял на пленэре на территории виллы Черихов в Ческой Скалице. Помогала ему в этом элита чешской киноиндустрии. Оператором был Ян Малирж, монтажером Иржи Брожек, продюсером – Ярослав Боучек, а музыку сочинил Михал Павличек. Роль Вилема Ригера исполнил Йозеф Абргам – вероятно, самый популярный актер своего поколения. Даша Гавлова играла его подругу Ирену, а Ярослав Душек выступил в роли Властика Клейна. Бабушку воплотила гранд-дама чешского театра и кино, одна из героинь антикоммунистического сопротивления Власта Храмостова. Лучшие актеры чешского кинематографа, такие как Эва Голубова, Татьяна Вильгельмова, Иржи Лабус, Олдржих Кайзер, Иржи Бартошка и Иржи Махачек, удовольствовались второстепенными ролями. Старый собутыльник режиссера Павел Ландовский сыграл кучера дилижанса (заимствованного из одноименного фильма Джона Форда 1939 года), который увозит опозоренного канцлера прочь.
Редко когда начинающий режиссер оказывался в более завидном положении. Его окружала команда друзей, которые одновременно были лучшими в своих профессиях, и он был полностью избавлен от финансового давления, так что мог идти туда, куда вели его творческие замыслы. «Режиссер вообще-то сам делает не очень много. Большую часть времени он ждет», – комментировал Гавел свою роль
[1060]. Однако в съемки фильма он погрузился с той же самозабвенностью и той же сосредоточенностью, какие были присущи ему, когда он занимался творчеством или выполнял обязанности президента. Какое-то время с ним было трудно говорить на любые другие темы. Он полностью отдавался проекту и на стадии обработки отснятого материала, а затем даже поставил несколько сцен в церемонии торжественной премьеры фильма 22 марта 2011 года. Премьера символически состоялась в кинотеатре «Люцерна», построенном столетие назад дедушкой Гавела, конфискованном коммунистами и принадлежавшем теперь невестке Гавела Дагмар.
