Случаи публичного выражения скорби были редки. Никто не рвал на себе одежды и не бился в припадке истерии. Когда два с половиной месяца спустя сэр Том Стоппард, отдавая дань уважения Гавелу, процитировал хвалебные строки британского историка Джона Мотли о Вильгельме Оранском «Пока жил, он был путеводной звездой всего храброго народа, а когда умер, плакали и малые дети на улицах»
[5], он сам признал, что это – «сентиментальное преувеличение»
[6]. Тон общего переживания задавали скорее воспоминания, и да, он был торжественным. Аналогичные акции проходили и в других – малых и более крупных – городах.
Трудно было удержаться от сравнения с иным проявлением скорби на другом конце света. Днем раньше умер Ким Чен Ир, Любимый Вождь Северной Кореи. К нему как нельзя более подходили строки того же Мотли в переложении Одена: «Когда он смеялся, от смеха сенат заходился, / А когда плакал, умирали на улицах малые дети»
[7]. Центральное телеграфное агентство Северной Кореи распространяло фотографии огромных толп людей, плачущих в едином порыве. Многие из 200 000 политзаключенных в этой стране, без сомнения, тоже пролили слезы, но – слезы радости. Был объявлен двенадцатидневный государственный траур, в течение которого запрещались любая музыка и все увеселения. В то же самое время в Праге Ассоциация владельцев казино заявила, что никакой закон не требует отмены азартных игр на период государственного траура, и лишь рекомендовала своим членам ограничить их деятельность в эти дни
[8]. Под этим, видимо, подразумевалась необходимость снизить ставки.
Соболезнования стали поступать и из-за границы: как официальные, от глав государств и правительств, так и личные – от бывших диссидентов и писателей. «Вацлав Гавел был одним из первых, кто начал говорить собственным голосом, и это были слова человека, преданного правде и свободе», написал его друг и соратник Адам Михник
[9]. Российское государственное телевидение выступило со своим некрологом: «Гавел был главным двигателем процесса демократизации и вместе с тем ликвидатором развитой чешской оружейной промышленности, что стало одной из причин распада Чехословакии»
[10]. Поистине взвешенная оценка – словно из «Праздника в саду». Представитель Ассоциации чешских туристических агентств попытался взглянуть на вещи с положительной стороны. «Такого, чтобы Чешская Республика была настолько заметна во всем мире, уже долго не случалось, – сказал Томио Окамура, который спустя несколько недель выдвинул собственную кандидатуру на пост президента. – Зимой люди решают, где провести отпуск в главный туристический сезон, и, как ни печально это звучит, смерть Гавела послужит для Чехии хорошей рекламой»
[11].
В понедельник вдова Гавела Дагмар распорядилась перевезти его тело в простом гробу в Прагу и выставить в «Пражском перекрестке» – бывшем готическом храме, который, по инициативе Гавела и ее, восстановили и превратили в культурный центр и место международных встреч. Следующие двое суток, даже по ночам, люди стояли в очереди, чтобы отдать дань памяти покойному. В Чехии был объявлен государственный траур. Правительство Словацкой Республики – страны, которая одно время демонстрировала не слишком благожелательное отношение к Гавелу, – сделало то же.
В среду траурные церемонии организовывало государство. Гроб в сопровождении тысяч людей пересек Влтаву и проследовал наверх, в Град. В казармах караула Града его установили на лафет, который использовался для той же цели во время похорон первого чехословацкого президента Томаша Гаррига Масарика, и перевезли во Владиславский зал, где проводились королевские коронации и где Гавел впервые был избран президентом. Действующий президент Вацлав Клаус вновь оказался на высоте: «С его именем навсегда останутся связанными наша “Бархатная революция” и эпоха восстановления свободы и демократии, – сказал он. – Как ни у кого иного, велик его вклад в укрепление международного положения, престижа и авторитета Чешской Республики в мире. Писатель и драматург, он верил в способность слова изменить мир»
[12].
Пятница 23 декабря была к тому же последним рабочим днем перед Рождеством. Несмотря на трудности с графиком из-за приближающихся праздников, с утра в пражском аэропорту Рузине
[13] приземлялись один за другим правительственные самолеты. В казавшейся бесконечной череде лимузинов их пассажиры, восемнадцать глав государств и правительств, в том числе президент Саркози и премьер Кэмерон, Хиллари и Билл Клинтоны, Мадлен Олбрайт, Лех Валенса, Джон Мейджор и иорданский принц Хасан, ехали в кафедральный собор святого Вита, чтобы присоединиться к двум тысячам представителей чешского правительства и общественных деятелей, друзей и членов семьи Гавела.
Тем временем я разрывался между потребностью горевать по другу так, чтобы мне никто не мешал, и своими обязанностями посла при дворе святого Иакова, которые требовали от меня стоять на летном поле, встречая нынешнего и бывшего премьер-министров Великобритании. Я понимал, что в собор на церемонию мне ни за что не попасть, так как самолет опоздал, и колонна автомобилей отправилась туда прямо с летного поля, тогда как моя машина была запаркована в полукилометре от аэропорта. Если бы я решил поехать на ней без полицейского эскорта, выделенного автоколонне, церемония закончилась бы раньше, чем я прошел проверку безопасности. Женщина-офицер, которая была начальницей охраны, холодно отклонила мою просьбу разрешить мне примкнуть к колонне. Пытаясь представить себе, что сделал бы в подобном случае Гавел, я запрыгнул в тронувшийся с места лимузин Шон Маклеод, моей британской коллеги в Праге, прежде чем начальница охраны успела сказать что-либо себе в рукав. С первыми звуками траурной музыки я опустился на стул в соборе.
Как первое избрание Гавела (верующего человека, не принадлежащего к какой-либо конфессии) президентом сопровождала торжественная месса Te Deum, так и теперь за упокой его души служили католическую мессу под звуки Реквиема Дворжака. Йозеф Абргам, исполнявщий роль начальника канцелярии Ригера в фильме «Уход», произнес слова Dies Irae
[14], которые точно передавали образ мыслей самого Гавела:
