Тон этого заявления радикально отличается от тональности «Нескольких фраз». Он свидетельствует не только о гневе, вызванном бессмысленным насилием предыдущих двух дней, но и о возросшей уверенности оппозиции, которая выдвинула свои требования, одобренные более чем 40 000 подписантами «Нескольких фраз» и примерно дюжиной организаций и политических партий. В заявлении Гражданского форума выдвигалось сразу несколько требований: немедленные уступки со стороны президента Густава Гусака, скорейшая отставка Милоша Якеша, Яна Фойтика, Мирослава Завадила, Карела Гофмана и Алоиса Индры – пяти коммунистических руководителей, которые были «непосредственно связаны с подготовкой интервенции пяти государств Варшавского договора в 1968 г.», а также отставка коммунистических деятелей, ответственных за применение насилия в отношении мирных демонстрантов, независимое расследование этих событий и немедленное освобождение всех узников совести, включая задержанных демонстрантов. В поддержку этих требований Гражданский форум призвал к генеральной забастовке 27 ноября, которой требовали в том числе и студенты.
Людей, способных организовать встречу «Хартии-77» или общее заседание с другими группами оппозиционеров, было много. Существовали и те, кто мог мобилизовать актеров, студентов, коммунистов-реформаторов, а возможно, и профсоюзных деятелей. Но, безусловно, только Гавелу было под силу устроить полноценный спектакль с участием различных людей, придерживавшихся совершенно противоположных взглядов, да еще такой, где произносились бы экстравагантные монологи, – настоящее представление, совмещающее совершенную необходимость с полной абсурдностью. Гавел, по словам философа Ладислава Гейданека, был «углеродом»
[723], химическим элементом, способным взаимодействовать со многими другими элементами ради образования соединения невероятной мощи и твердости, характеризующегося невероятными противоречиями, но в некий момент достаточно стабильного для того, чтобы произвести глобальные перемены.
Студенты и актеры уже участвовали в забастовке. Заявление, принятое на встрече в театре «Чиногерни клуб», было смелым шагом вперед, но еще не революцией. Существовало ясное понимание того, что требуется нечто большее, чем подобное заявление. Поздним воскресным вечером маленькая группка участников заседания в «Клубе» во главе с Гавелом укрылась в его любимом ресторанчике «На Рыбарне», чтобы разработать дальнейшие шаги. Так появилась «Инициативная группа», насчитывавшая никак не больше двенадцати человек, которая и стала движущей силой событий следующих недель и месяцев
[724].
В понедельник днем плотину прорвало. Репортеры мировых СМИ, за прошедший год научившиеся считать по головам, сколько народу собралось на очередной митинг на Вацлавской площади, ждали там же с самого утра. Когда число демонстрантов – вместо привычных пяти, десяти или даже двадцати (весьма сомнительных) тысяч – достигло 150 000 да еще и продолжало увеличиваться, им оставалось только дать своим материалам заголовок: «Конец коммунизма в Чехословакии».
Большое волнение
Я видел большое волнение… но не знаю, что там было.
Вторая книга Царств 18, 29
В отсутствие представителей Гражданского форума, которые лихорадочно искали подходящие помещения и создавали комиссии, перед манифестантами на Вацлавской площади демонстрировал свое красноречие самый неожиданный и наименее желательный оратор: коренастый председатель социалистического союза молодежи Васил Могорита, который когда-то лично участвовал в погроме хартистов на балу железнодорожников. Но обещаниями реформ и собственной отставки в случае повторения насилия он толпу не убедил. «С нас хватит!» – скандировали в ответ протестующие.
Не Могорита нужен был толпе, а настоящий лидер. Многие называли имя Александра Дубчека, который недавно опять появился на публике; другие хотели Гавела. На вечерней встрече руководства Гражданского форума в «Реалистическом театре» Гавел и остальные поняли, что на следующий день на Вацлавскую площадь может выйти столько же или еще больше людей и что они не могут и не должны оставаться в стороне. Кршижан, Ладислав Кантор, независимый роки фолк-музыкант и продюсер, и радикальный активист Джон Бок убеждали Гавела вывести «Форум» на улицы, не то «нас тут утопят, как кроликов»
[725]. Проблема заключалась в том, куда именно вывести. Могорита выступал перед статуей святого Вацлава в верхней части площади, но эта площадка находилась прямо посреди толпы, и там легко было организовать провокацию, подстроить ловушку или еще что похуже. Кроме того, оратора слышала бы всего пара сотен людей вокруг, а видела от силы пара десятков. Необходима была сцена на возвышении где-нибудь посередине площади. Так революция превращалась в театральный спектакль.
Здание издательства «Мелантрих» с удобным балконом располагалось в подходящем месте, вот только распоряжалась им Чехословацкая социалистическая партия, входившая в Национальный фронт. Однако ее исполнительным секретарем был однокашник Гавела Ян Шкода по скаутской кличке Носач, который дал себя уговорить и пустил бунтовщиков внутрь. Но балкон был частью помещений «Народного издательства», принадлежавшего Союзу чехословацко-советской дружбы, поэтому он казался не очень подходящей площадкой для протестов против десятилетий навязанного из-за границы произвола, Это препятствие удалось преодолеть с помощью Петра Кучеры, журналиста из газеты социалистической партии «Свободное слово», редакция которого находилась в том же здании
[726]. Еще требовалось, чтобы Гавела было слышно. Тут, словно из-под земли, а в действительности по команде Кантора и личного секретаря Гавела, музыкального критика Владимира Ганзела появились наладчики усилительной аппаратуры, звукооператоры и менеджеры всевозможных рок-н-ролльных групп. Преданность Гавела этому жанру явно окупилась. Теперь он мог говорить с народом, понимая, однако, что монолог не слишком зрелищен. Приготовления к большой декабрьской демонстрации на площади Палацкого, которая так и не состоялась, оказались кстати. Еще один друг Гавела, художественный руководитель брненского театра «На Провазку» Петр Ослзлый, помог с драматургией. Во вторник во второй половине дня с балкона «Мелантриха», сменяя друг друга, выступали представители оппозиции во главе с Гавелом, студенты, рабочие, актеры, музыканты, певцы. Многие из них были живыми легендами, тем более что их долгие годы запрещали и игнорировали. Марта Кубишова, первая дама Пражской весны, которая пожертвовала звездной карьерой в поп-музыке, чтобы не унижать себя компромиссами, исполнила национальный гимн. За ней последовали выступления фолк-певца Владимира Мерты, поэта-дадаиста и певца Иржи Дедечка и других. Кантор играл роль помощника режиссера. Неожиданно на балконе появился и пионер чешской песни протеста Карел Крыл, многие годы до этого работавший редактором радиостанции «Свободная Европа» в Мюнхене. Через три дня в пражский аэропорт прибыл певец Ярослав Гутка, которого режим вынудил эмигрировать в Швецию. На следующий день он уже выступал на Вацлавской площади. Осталось неясным, чьей заслугой было приглашение многократного «Золотого соловья» Карела Готта. По словам Кантора, эта идея была настолько абсурдной, что она могла принадлежать только Гавелу
[727].
