Времена менялись с головокружительной быстротой. Еще до 17 ноября рок-композитор и певец Михаэл Коцаб и текстовик Михал Горачек вели неофициальные переговоры с советником коммунистического премьера Адамеца Оскаром Крейчи. Адамец готов был встретиться с представителями оппозиции, но только не с Гавелом, о котором пару месяцев назад сказал, что тот «ноль». Однако перед лицом невиданных прежде демонстраций против режима, прошедших в выходные 25–26 ноября, и символической двухчасовой всеобщей забастовки 27 ноября он в конце концов смирился с неизбежным и согласился встретиться во вторник с делегацией Гражданского форума, возглавляемой Гавелом. То, что власть не намерена вести переговоры с позиции силы, стало ясно в первый же момент, когда Адамец после вежливого рукопожатия начал разговор с Гавелом словами: «Мы еще не знакомы, не так ли?»
[735] Результатом встречи была компромиссная договоренность о создании переходного правительства под руководством Адамеца. Но, как это часто случается в революционной обстановке, улица уже намного опережала своих вождей. Третьего декабря был объявлен новый состав правительства, в котором три четверти по-прежнему представляли коммунистическую партию, однако никто этому событию не аплодировал. В конце концов, революция победила, и никому не улыбалось еще хотя бы день смотреть на опостылевшие серые лица. После того как последняя отчаянная попытка Адамеца слетать в Москву и заручиться там поддержкой Горбачева оказалась безуспешной, все было решено. На следующий день, 5 декабря, когда Гражданский форум потребовал произвести гораздо более существенные изменения в правительстве, Адамецу совершенно расхотелось возглавлять его. Но тут был один нюанс. Отказываясь от поста премьера, Адамец был отнюдь не прочь выдвинуться в президенты. Под нажимом нетерпеливой общественности Форум буквально за ночь ужесточил свою позицию, настаивая теперь на полном обновлении правительства. Идея же выдвижения кандидатуры Адамеца в президенты сторонников не нашла
[736].
Стенограмма трех встреч Адамеца и его людей с делегацией Форума, возглавляемой Гавелом, читается как запись сеанса одновременной игры между опытным шахматным гроссмейстером и командой энтузиастов-любителей. Профессионал то и дело сбивает с толку своих противников, создавая мнимые угрозы и маскируя тем самым свои истинные намерения, водит их за нос, жертвуя пешкой, чтобы занять более выгодную позицию. Любители не видят дальше следующего хода, и их атаки неизбежно буксуют. Не потеряй профессионал с самого начала ферзя, игра была бы заведомо неравной (впрочем, при наличии у него всех фигур профессионал вообще бы не сел играть). Но Гавел, хотя и вел себя все это время исключительно учтиво, тем не менее раскусил двуличие соперника и в критический момент понял, что тот блефует. «Тогда отправимся в Град. Поедем туда и предложим того человека, о котором будем знать, что с ним мы договоримся…»
[737] Может быть, ему и недоставало опыта и изощренной техники ведения переговоров, какими обладал его визави, но Гавел умел сконцентрироваться на самом важном и в итоге с помощью своих коллег одержал верх. Правда, возникала одна проблема, о которой Гавел и его команда предпочитали вслух не говорить. В компании, которая состояла из диссидентов, большей частью работавших в прошедшее двадцатилетие мойщиками окон и истопниками, и из писателей, музыкантов, актеров или психологов, никак не связанных с государственными структурами, трудно было найти кого-то с опытом административного управления даже небольшим городом, не говоря уж о руководстве страной
[738]. У них было достаточно ума, образованности и профессиональных навыков, чтобы формулировать общеполитические программы и принципы законодательства. Но документооборот и рутинная чиновничья и секретарская работа, без чего программы не воплотятся в выполнимые директивы или тексты законов, – это было совсем другое.
Поэтому взоры обратились к Мариану Чалфе, молодому словацкому юристу, который не занимал высокого положения в иерархии коммунистической партии, но как министр обеспечивал и координировал законодательную деятельность правительства (Гавел в течение нескольких дней не мог запомнить, кто он такой, и называл то Шталфой, то еще как-то). Чалфа охотно шел навстречу, формировал повестку переговоров правительства с Форумом и казался подходящим кандидатом на роль временного премьера, который будет руководить кабинетом до тех пор, пока новые министры-некоммунисты не научатся руководить сами.
Помимо готовности помочь он отличался также сообразительностью и, хорошо понимая, как быстро может меняться ситуация, вполне отдавал себе отчет в том, что его положение будет очень шатким. В отличие от Гражданского форума, который решился выдвинуть Гавела в президенты только 10 декабря, в день, когда были назначены новые правительство и премьер и когда ушел в отставку президент Гусак, Чалфа по лозунгам, которые выкрикивали толпы на улицах, уже за неделю до этого догадался, как будут развиваться события, поэтому не принимал во внимание президентские амбиции своего бывшего шефа. Видя, что Гражданский форум понятия не имеет, как добиться избрания Гавела президентом, он вызвался это устроить – причем не выговаривая себе на будущее чего-то большего, чем какая-нибудь резервная должность «на подхвате». «Они знали, кто, а я знал, как»
[739]. Эта формулировка отлично отражала мышление юриста, привыкшего вести переговоры. Встреча Чалфы с Гавелом с глазу на глаз в резиденции правительства чуть было не сорвалась. Гавел боялся угодить в ловушку и согласился только после того, как его убедил Петр Питгарт
[740]. При этом Чалфа должен был найти в здании собственного ведомства помещение, которое бы не прослушивалось, что при тогдашних порядках было нелегко. В конце концов он отвел Гавела в пустой кабинет самого мелкого чиновника, какой пришел ему в голову
[741]. Там, по словам Чалфы, «встретились двое, которые <…> дали ясно понять друг другу, что они ответственные люди, способные к сотрудничеству»
[742]. По прошествии двадцати четырех лет Чалфа отрицает, что в этом был какой-либо расчет с его стороны, и верно подмечает, что Гавел, как только он стал президентом, мог на другой же день спокойно отправить его в отставку.
