Ломов перегнулся через перила и сплюнул в медленно текущую серую воду.
– Похоже, – согласился Волченков. – Будем просить водолазов?
– А я вот что думаю, – Ломов почесал в затылке. – А может, ну их к дьяволу, водолазов? Ребята ведь не от широты души сейф в речку выкинули. Их ведь наверняка очень скоро сюда потянет. Мне кажется, лучше, если тут вообще поменьше народу будет ошиваться.
– Ага, предлагаешь устроить засаду? – оживился Волченков. – А знаешь, в этом что-то есть. Только проблемно это. Круглые сутки следить нужно. Народу много надо. Могут не дать.
– А я вот что придумал, – деловито сказал Ломов. – Сейф из реки достать – не минутное дело. Процедура затяжная. Нам бы здесь маячок какой-нибудь поставить, чтобы он нам сигнал подал, что тут люди появились. Понимаешь, они все равно к этому месту подойдут, к перилам, где сейф сбросили – психология! А маячок это дело засечет и нам просигнализирует. У меня есть один умелец на примете – он всякую электронику на раз ломает, если я попрошу, он мне не откажет. Есть одно дело до сих пор нераскрытое – коллекцию антиквариата большую увели, и сдается мне, что сигнализацию у коллекционера мой знакомый отрубал. Доказательств до сих пор нет, но если сообщить ему, что расследование всегда можно возобновить, думаю, он сразу сделается уступчивым. Этот товарищ нервничать не любит. Большой мастер!
– Ну что, может быть, это сработает, – задумчиво сказал Волченков. – А докладывать начальству про наши соображения будем?
– Я думаю, не будем, – сказал Ломов. – Знаешь, почему? Потому что болтунов среди наших море. Бескорыстных и корыстных. Думаешь, не найдется благожелателя, который за определенную мзду намекнет Казаченко, где его сокровища? Да запросто! Нет, пускай это пока будет нашим секретом.
– Согласен, – сказал Волченков. – Посекретничаем.
Глава 10
Вечерняя прохлада убаюкала участкового Тарасова. Он расслабленной походкой двигался уютной улочкой, где под каждым окном был заботливо выращен палисадничек, а возле подъездов сладко потягивались кошки. Это был его район, и Тарасов мог бы гордиться царящим здесь порядком. Но он был человеком разумным и своего значения не преувеличивал. Он прекрасно знал, что наряду с островками благополучия в его районе существуют вполне так себе места. Пожалуй, эти места с полным основанием можно было бы назвать трущобами, как по состоянию жилого фонда, так и по составу контингента, там проживающего. И ничего с этим нельзя было поделать. Злостные неплательщики, алкоголики, наркоманы, бомжи, нелегальные мигранты – да кого там только не было! Там было некрасиво, грязно, а в сумерках вполне можно было получить по физиономии и лишиться некоторого движимого имущества. Было время, когда Тарасов пытался со всем этим бороться, но быстро понял, что победить стихию невозможно. Слишком глубоки и многочисленны были проблемы, которые его окружали. И тогда, следуя древнему правилу, Тарасов постарался возглавить то, что не сумел победить. Возглавлять у него получалось. Он вдруг обнаружил, что вчерашние враги могут быть очень даже неплохими приятелями, с ними можно договариваться, с ними можно торговаться, с них можно получать навар. Существовали, конечно, и отрицательные моменты: на этом пути Тарасова подстерегали немалые опасности, но он привык с ними справляться. Поется же в старой хорошей песне: «Наша служба и опасна, и трудна…»
На сегодня работа была закончена, и Тарасов неспешно двигался по направлению к дому. Он был неплохим семьянином, по-своему любил жену, детей так просто баловал, на сторону не бегал, в спиртном был умерен, и любому отдыху предпочитал спокойное сидение дома у телевизора. Тарасов был неприхотливым человеком, и ему самому было нужно совсем немного. Просто жизнь теперь была сложная, и приходилось крутиться чуть быстрее, чем обычно.
Был в его жизни один отчетливо неприятный момент – квартиру он получил в свое время в неплохом квартале, вот только по прошествии времени квартал из хорошего превратился в довольно паршивый. Тот самый, где кишели бомжи и наркоманы. Тарасов очень волновался за детей и собирался в скором времени совершить обмен жилья, перебравшись в приличный район. Для хорошего обмена нужны были деньги, и немалые. Над этим вопросом Тарасов бился последние месяцы. А ведь кроме насущных проблем приходилось еще выполнять задумки начальства, снижать преступность во вверенном районе, повышать раскрываемость, участвовать во всевозможных дурацких компаниях, и все практически в одиночку, а разве один в поле воин?
Размышляя об этих вещах, Тарасов все ближе подходил к дому. Уютная, утопающая в цветах улочка давно сменилась чередой серых облезлых домов, возле которых вместо цветов красовались битые бутылки, обмусоленные окурки и одноразовые шприцы. Тарасов торопился поскорее пройти это неуютное место, но в какой-то момент от серой стены отделилась долговязая сутулая фигура и особенной развязной походочкой заковыляла наперерез участковому. Тарасов поморщился. Он узнал одного из местных хулиганов, Толика-Кузнечика. Постоянно страдающий от отсутствия денег и вчерашнего похмелья, этот действительно похожий на огромного покалеченного кузнечика человек был готов оказывать любые услуги – всем, кто его попросит. Все зависело от суммы гонорара. Много ему никогда не давали, и Тарасов иногда задавался вопросом, что мог сделать Толик, если бы получил солидную сумму денег. Пожалуй, он и на убийство бы решился. Пока же он, слава богу, промышлял мелочами. Он и Тарасову частенько помогал, снабжал нужной информацией. Вот только сейчас он был ему совершенно не нужен.
– Чего надо? – спросил Тарасов, когда их траектории пересеклись. – Опять не опохмелился? Рули обратно. Я тебе сегодня не помощник. Нет настроения.
– Да ты чего, Рудольфыч? Я поздороваться, – с легкой обидой пробормотал Толик-Кузнечик.
Дмитрий Рудольфович – таково было полное имя Тарасова. Он в молодости сильно стеснялся своего отчества и так до конца к нему и не привык. Предпочитал обходиться без него, но Толик неизменно звал его по отчеству, чем немало раздражал.
– Поздоровался? Ну и вали, – грубо сказал Тарасов. – Серьезно, не до тебя сейчас.
– Ты, Рудольфыч, не обижайся, я тебя только предупредить хочу, – торопливо заговорил Толик. – Ты у нас тут свой, все тебя уважают, но ты же людей знаешь – люди сволочи…
Сбивчивая речь Толика не понравилась Тарасову.
– Ты не темни давай! – прикрикнул он. – Какой я тебе свой? Какие еще люди? Чего ты плетешь? Принял уже, что ли?
– На какие я принял? – горько усмехнулся Толик. – Вот если бы ты, Рудольфыч, вошел в положение и подкинул, ну, рублей двадцать, а?.. Честно! Я отдам, ты же знаешь…
– То-то и оно, что знаю, – с отвращением сказал Тарасов, задумываясь. – Не пойму только, чего ты крутишь. С какого это рожна я тебе двадцатки давать должен? Чего ты для меня сделал хорошего?
– А может, и сделал, – загадочно сказал Толик и, понизив голос до зловещего шепота, забухтел участковому в ухо: – Ты Староверова Петьку знаешь ведь? Ну как же, ясное дело, знаешь! Ты с ним ухо востро держи. Ходи, как говорится, да оглядывайся. У него сынок-то младший того, слышал?..
