– Здоровье у меня уже не то, гражданин начальник, – осторожно принялся объяснять Староверов. – И тут вот саднит, и в животе как будто огонь горит, а главное, душа у меня болит. Иной раз так заволокет, что в глазах темнеет. Может, у меня психическое что-то, как думаете?
– Я не психиатр, – ответил Волченков. – Поэтому тему вменяемости давайте сразу оставим. В ваших интересах рассказать мне все честно, без этих, знаете, ссылок на душевные муки. Душа, она, говорят, у каждого живого существа имеется. Чем же ваша-то такая особенная? Не надо…
– Да как сказать, особенная, – помрачнел Староверов. – Может, как раз и особенная. У вас, небось, сын не погибал, когда ему еще жить да жить…
– Я слышал, сын ваш употреблял наркотики?
– Да, употреблял! А вы спросите, кто это все в нашем районе организовал? Кто все это безобразие покрывал? Он и покрывал! И я ему никак не мог этого паскудства простить. И вы бы не простили.
– Вообще-то то, что вы сделали, называется самосуд, – заметил Волченков. – Уголовно наказуемое деяние. Если у вас имелась информация о том, что участковый покрывает торговлю наркотиками, вы должны были обратиться в правоохранительные органы, в наркоконтроль, в прокуратуру, в администрацию. Действовать законным порядком. Это что же будет за жизнь, если все мы за обрезы возьмемся?
– А как иначе? Законным порядком-то до него не доберешься.
– А вы пробовали?
– Да что пробовать-то? Все известно. Вы уж меня извините, гражданин начальник, но только не зря появились «охотники», которые оборотней в погонах наказывают. Потому что настоящего суда на них нет.
– А вот на этом моменте я хотел бы остановиться особо, – перебил Волченков. – Участковый инспектор Тарасов показывает, что в момент нападения на него вы кричали, что от «охотников» никто не уйдет, и как бы декларировали свою к ним принадлежность? Так ли это?
– Выпил я – вот и кричал, – хмуро признался Староверов. – На трезвую-то голову, может, и не решился бы на такое, а принял на грудь и вроде как страх потерял. Ну и за сына, конечно, обидно было. Сына я ему вовек не прощу. Вы, конечно, за своего стоять будете, бог вам судья…
– Я буду стоять на страже законности, – жестко сказал Волченков. – Вот на чем я буду стоять. А сейчас меня интересует один вопрос – вы действительно имеете отношение к организации так называемых «охотников» или нет? Отвечайте по существу.
Староверов нахмурился, поскреб ногтями щетинистую щеку. В глазах у него теперь не было ничего, кроме усталости и смертельной тоски.
– Да глупость все это, гражданин начальник! – сказал он. – Я что, не понимаю, что за организацию мне накинут так, что мало не покажется? Спьяну я все это плел, спьяну! Нес что попало, вроде бы, чтобы пострашнее было! Какие «охотники»? Я и не видал их никогда. Один я действовал. В состоянии аффекта.
– Про аффект потом поговорим. И не один вы были, а с сыном, верно? Тарасов говорит, что вы назвали сообщника сыном. И кстати, ваш сын Геннадий с того дня пропал. Никто не знает, где он. Он объявлен в розыск как соучастник опасного преступления, вы об этом знаете?
– Это еще доказать надо, – неуверенно пробормотал Староверов. – Второго сына отнять хотите?
– Сыновей вы сами теряете, Петр Денисович, – укоризненно сказал Волченков. – Уж не обессудьте, но воспитанием вы их не занимались или занимались, но весьма своеобразно. Это надо же додуматься – вдвоем с сыном пойти убивать участкового! Варварство какое-то, средневековье! Но вы опять ушли от вопроса. Итак, вы утверждаете, что никакого отношения к «охотникам» не имеете. Но почему мысль о них вообще пришла вам в голову? Что вы о них знаете? Вы встречались с кем-то из «охотников», поддерживали контакт?
– Да откуда? – вылупил глаза Староверов. – Чисто спьяну все вырвалось. А про «охотников» все знают. И в газетах про это пишут. И так люди говорят. Они много уже ваших положили. Ну, я в сердцах и наговорил лишнего… На самом деле я один действовал, так и запишите. Все один решил, один и исполнил. В состоянии аффекта.
– В состоянии аффекта не получится, – покачал головой Волченков. – В состоянии опьянения, это да. Как отягчающее обстоятельство. А с сыном вашим лучше бы нам пораньше связаться, пока дело далеко не зашло. Потом ведь хуже будет. Человек он молодой, а срок получит немалый – за соучастие, за то, что скрывался… Вы этого для него хотите?
– Говорю же, один я, – буркнул Староверов. – Все на себя возьму. Сына простите. Он против отца пойти не мог. Да и за брата обидно. А так ведь работа у него хорошая появилась в автомастерской, жениться собирался. Не ломали бы парню жизнь, а?
– Раньше нужно было вообще-то думать, – заметил Волченков. – А то получается, что вы как будто и ни при чем. Все плохое чужой дядя сделал. Наверное, и обрез вам в руки дядя вложил, да? Нет, Петр Денисович, по-взрослому накуролесили, и отвечать придется по-взрослому. Сейчас вам может помочь только полная искренность и желание сотрудничать со следствием.
– Желание у меня есть, – поспешно сказал Староверов. – Генку жалко. Один он у меня остался. Вот только куда он мог податься, понятия не имею. Ну вот, к родне, скажем, так с родней мы не очень… Друзей я его не особо знаю. Девушка его, невеста… Не знаю. Не станет он ее подставлять. Вряд ли. Он в этом отношении аккуратный. Чтобы другого подставить – это никогда.
– А все-таки адресок девушки дайте, – предложил Волченков. – Большой беды не будет, если мы с ней поговорим.
– Да, пожалуйста, – сказал Староверов. – Улица поэта Пушкина, дом семнадцать, квартира четыре, Ломакина Светлана, отчества не знаю. Она на хлебозаводе работает, посменно то есть. Повезет, можете прямо с утра дома застать. Только вы уж девку-то пожалейте. Она тут совсем уж ни с какого боку…
– Разберемся, – пообещал Волченков. – Нас сейчас в первую очередь ваша персона интересует, Петр Денисович. Так, значит, к «охотникам» вы отношения на самом деле не имеете, а услышали о них из газет…
– Ну и от людей тоже, – уточнил Староверов. – Люди промеж себя говорят. Рты-то на замок не закроешь.
– Значит, люди говорят? А вы, основываясь на этих слухах, решили внести свою лепту в борьбу с оборотнями в погонах? Очень нерасчетливо поступили, Петр Денисович. А что если каким-то боком вы все-таки причастны к «охотникам»? Пойдете по статье о бандитизме. И сын ваш, кстати, тоже…
– Вот Богом клянусь! – голос у Староверова сорвался. Он неумело перекрестился, с ужасом глядя на Волченкова. – Ни о какой банде не знаю. И сына с собой только по своей дурости.
– Да уж, точнее не скажешь, – вздохнул Волченков. – Жаль, что умнеть вы начали только сейчас. Неделькой бы раньше, так, может, и разговора этого между нами не было. Да что же, сделанного не воротишь. Будем ошибки исправлять и о будущем думать. Так вы, если что вспомните, обязательно нам сообщите. Сейчас каждая мелочь может пригодиться.
Волченков встал и сделал движение в сторону двери.
