– Не вполне понимаю, но возражать не смею, – радостно заявил Альтшулер. – О каком деле вы говорите?
Ломов без слов протянул журналисту ксерокопии документов из сейфа Казаченко. Мозги у Альтшулера даже в слегка загазованном состоянии работали что надо, и объяснять ему ничего не пришлось. Ломов увидел, как у газетчика загорелись глаза.
– Здорово! – сказал он. – Но за такую публикацию нам могут настучать по голове. Без редактора я ничего решить не смогу. Надеюсь, вы меня понимаете?
– Понимаю. Но Казаченко – отъявленный мерзавец. И он слишком поверил в свою безнаказанность. Пора развенчивать это заблуждение. И потом, это же сенсация. Вам не нужны сенсации?
– Нужны. Это наш хлеб. Но в данном случае реально можно нарваться на судебный иск, а соответственно попасться на бабки. Без редактора мне этот вопрос не решить. Но я вам обещаю, что сделаю все, что смогу.
– Мне не нужно, что вы сможете, – мрачно сказал Ломов. – Мне нужно, чтобы вы сделали это.
– Обещать не смогу, – серьезно ответил Альтшулер. – Но в качестве компенсации осмелюсь предложить вам, полковник, небольшую информацию, которая, уверен, вас заинтересует.
Ломов с некоторой досадой и сомнением посмотрел на потрепанное лицо журналиста. Альтшулер вызывал у него мало доверия, и обращался Ломов к нему только по крайней необходимости. Пожалуй, больше ни одна газета в городе не приняла бы к напечатанию подобные материалы, не посоветовавшись с собственным юристом. И сто процентов из ста, что юрист отсоветовал бы их печатать. В «Терпиле» такой вариант мог «прокатить», если использовать современное выражение. Тут с юристом не советовались, доверяли собственному чутью.
– Что еще за информация? – буркнул он, подозрительно разглядывая Альтшулера.
Но взгляд у того сделался сейчас на редкость серьезным. В нем не было хмельной мути и циничной дурашливости. Это был взгляд делового человека. Усталого, разочарованного, но делового.
– По правде говоря, господин полковник, с момента нашей встречи я много о вас думал. Не знаю, что мне сулит знакомство с вами. Человек вы, простите, грубый, бесцеремонный, привыкший добиваться своего любыми путями. Я тоже такой, что уж там скрывать. Но разница между нами огромна. За вами сила, а я могу рассчитывать только на удачу. Меня даже редактор прикрывать не станет. Ему легче выбросить меня на улицу.
– Это предисловие к чему? – спросил Ломов.
– А к тому, что обязанности редактора сейчас исполняю я, – объяснил Альтшулер. – Редактор укатил на отдых в Анталью. От меня зависит, пускать ваш материал в печать или не пускать. Пустить просто, но если что-то пойдет не так, через неделю меня отсюда вышвырнут.
– Есть еще одна опасность, – подсказал Ломов. – Казаченко может натравить на вас каких-нибудь отморозков.
– Еще лучше! – вздохнул Альтшулер. – А я, знаете, принципиальный противник насилия. Хоть и работаю в этой проклятой газете.
– Ну, вряд ли вы сталкиваетесь с насилием впервые, – заметил Ломов. – Наверняка уже не раз применили к себе название собственной проклятой газеты. Ведь так?
– Не скрою, приходилось терпеть многое, – вздохнул Альтшулер. – И на грани жизни и смерти бывать случалось. Но привыкнуть к этому невозможно, а с возрастом, знаете, чувства даже как-то обостряются, делаются болезненнее…
– Не пойму, вы только что предлагали информацию, да и я вам тираж пытаюсь поднять, а тут вдруг затянули отходную. Это к чему?
– Рассчитываю на вашу защиту, господин полковник. На нее только и рассчитываю. Заметьте, денег не прошу, хотя, знаете, искушение было…
– Да за что деньги?! Какие к черту деньги?
– За ценную информацию. Я же вас предупреждал, что предприму свои шаги к выяснению личностей той странной парочки, что обменялась управлением желтого «Форда» в подворотне. Кое-чего я вам тогда не стал говорить, потому что там были всего лишь подозрения, догадки на уровне ощущений – очень, очень неопределенно все было. Знаете, бывает, вдруг вспомнишь что-то, какую-то дверь, какой-то цветок на окне, щербинку в кирпичной кладке, и сердце заволнуется, забьется, а по какой причине – непонятно. Но потом идешь, идешь, и ноги тебя будто сами выводят к дому, где и дверь эта, и цветок, и щербинка, и тут становится ясно, что однажды ты увидел здесь девушку необыкновенной красоты и влюбился без памяти. Но время и заботы стерли все это, заперли наглухо в твоей душе, до тех пор, пока память вдруг не извлекла наружу те туманные картины…
– Стоп-стоп-стоп! – рявкнул Ломов. – Вы, Альтшулер, совсем меня заморочили. Я вам не лирик, я практик. Вы мне по существу давайте. При чем тут ваши туманные ощущения?
– А при том, что, следуя туманным ощущениям, – строго сказал Альтшулер, – я нашел женщину, которая на моих глазах садилась за руль желтого «Форда».
– Нет, правда? – недоверчиво спросил Ломов, мгновенно остывая. – Если это правда, то это очень важно, потому что, как выяснилось, «фордов» такой расцветки в городе всего-навсего четыре штуки и очень велика вероятность, что видели вы именно тот «Форд».
– Ну вот, а вы говорите, – довольно сказал Альтшулер. – Так вот, о женщине. В прошлый раз я вам сказал, что не знаю эту женщину, не рассмотрел ее лица. Мужчину, кстати, тоже не знаю. Ну, его-то определенно, а вот образ этой женщины почему-то не давал мне покоя. Я видел ее считаные секунды, но что-то в ее походке, движениях показалось чертовски знакомым. Удивительно – откуда?! Этот вопрос мучил меня несколько дней, как лейбл, вшитый в воротник рубашки. Чертовски неприятно! Я раз за разом прокручивал в голове виденную сцену – как она шла, как откидывала голову, как садилась за руль, как плавно двигались ее руки… И вдруг я понял, где мог ее видеть! Я видел эти движения, эту осанку, эту походку в театре!
– Не понял! – с угрозой в голосе перебил его Ломов. – Что еще за театр? Опять ваши лирические отступления?
– В нашем городском театре, – с обидой сказал журналист. – В отличие от вас я не пропускаю ни одной премьеры. Вот на сцене нашего театра я эту женщину и видел. Она не так много играет и все больше на вторых ролях. Ее зовут Ангелина Желябова. Я, конечно, не был уверен на сто процентов. Увидеть ее не мог – сейчас в театре мертвый сезон, но я покрутился там и выяснил, что у Желябовой есть увлечение. Вы, конечно, слышали о стритрейсерах?
– Что-то слышал, – хмуро ответил Ломов. – Это те чокнутые, которые гоняют ночью по улицам города на огромной скорости, подвергая опасности не только себя, но и запоздавших граждан? Будь моя воля, я бы эту публику на всю жизнь лишил права подходить даже к велосипеду.
– Абсолютно с вами солидарен, – закивал Альтшулер. – Но сейчас эта публика перебралась за город. Облюбовали себе пару участков шоссе и гоняют по ночам. Судя по тому, что ГИБДД их не трогает, они с ними договорились полюбовно. Так вот, я решил совместить приятное с полезным и решил сделать репортаж об этих неформалах. Вы его, конечно, не читали?
– Еще чего! Я уже один раз читал вашу макулатуру, – поморщился Ломов. – На всю жизнь хватило.
