– Какие друзья? Какая кровь?! – драматически произнесла актриса. – О чем вы говорите?
– А вот ваш утренний визит к гражданину Четвертакову, – подсказал Ломов. – Разве это не визит друга?
– Я уже говорила вашим держимордам, что просто ошиблась дверью! – отрезала актриса. – Никакого Четвертакова я не знаю. Какие еще ко мне претензии?
В кабинет заглянул старший лейтенант Сапрыкин. В руке он держал листок бумаги.
– Разрешите? Вот распечатка, товарищ полковник. Тот телефончик, что вы вчера нам дали. Все контакты мы проверить не успели, но самые задействованные – вот…
– Спасибо, старлей!
Волченков заглянул в листок и усмехнулся.
– А как же вяжутся ваши слова с тем фактом, что наиболее употребительным номером в вашем телефоне был как раз номер гражданина Четвертакова? – спросил он, поднимая глаза на Желябову.
– Вы залезли в мой телефон! Сволочи! – нисколько не смутившись, сказала артистка. – Все. На вопросы я отказываюсь отвечать. Я требую адвоката.
– Адвокат, это, конечно, хорошо, Ангелина Владимировна! – сказал Волченков, подсаживаясь к женщине поближе. – Это все очень солидно звучит, как в кино. Только, боюсь, кино это с плохим концом. С очень плохим концом. Вы в курсе, что произошло этой ночью?
Женщина взглянула на него исподлобья.
– Да, слава богу, в курсе. Из-за вас я грохнула машину. Между прочим, она так и торчит в том овраге. А я ума не приложу, как ее оттуда достать. У меня нет на это денег. Может, одолжите?
– Сам на мели, Ангелина Владимировна! – улыбнулся Волченков. – Но я не про машину. Я про пожар в дачном поселке.
– В дачном поселке? – по лицу Желябовой скользнула тень тревоги. – В каком дачном поселке? Нет, я ничего не слышала. А что там произошло? Вы хотите сказать, что я имею к этому какое-то отношение?
– Нет, но к этому имеет какое-то отношение гражданин Четвертаков, чей номер так часто вами востребовался. И знаете, у нас имеются некоторые основания полагать, что гражданин Четвертаков погиб.
– Что? – каким-то обесцвеченным голосом произнесла Желябова. – Что вы такое говорите? Как погиб? Игорь? Этого не может быть. Вы, наверное, ошиблись или пытаетесь намеренно ввести в заблуждение. Это такой прием, да, чтобы заставить разговориться?
– Да какой, к черту, прием?! – вклинился в разговор Ломов. – Книжек начитались, мадам? Посадить вас в камеру на пару суток – и разговоритесь как миленькая. Очень нужно тут с вами в игры играть! Коллега и так наговорил вам лишнего. Но раз уж сказал, то отвечайте на вопросы. Почему это вы так уверены, что Четвертаков не мог погибнуть?
– Он был очень сильный, – тихо сказала Желябова. – Он был как скала. Таких мужчин раз-два и обчелся. Не может быть, чтобы кто-то оказался сильнее.
– Ну, во-первых, этот ваш мужчина тоже давал в своей жизни слабину, – хмыкнул Ломов. – И очень серьезную давал слабину. Но это сейчас не важно. А важно то, что пуля дура, гражданка Желябова. Ей совершенно все равно, кого дырявить – сильного мужчину или немощного ребенка. И, между прочим, для вашего Четвертакова было бы лучше, если бы он погиб, потому что впереди намечается ему такое…
– Подождите, – жалобно проговорила Желябова. – Можно мне стакан воды? Мне плохо. Я не спала всю ночь.
– Тут все не спали, – сказал Волченков, подавая артистке стакан воды.
Она напилась, обвела полицейских измученным взглядом.
– Вы говорите, что Игорь погиб. Значит, я должна опознать его тело, ведь так? Я готова, показывайте.
Ломов кашлянул.
– Видите ли, дело в том, что тело, как бы это сказать… – он оглянулся на Волченкова. – Одним словом, раз уж вы знаете про пожар… В общем, есть основания полагать, что Четвертаков входил в некую банду. Эта банда собралась нынешней ночью в дачном поселке, где подверглась нападению. Два человека погибли и еще по крайней мере один ушел. Одного мы опознали, при нем были документы. Его фамилия Званский…
– Ох! – вырвалось у Желябовой.
Она прижала ладони к побелевшим щекам.
– Так это… это правда? – прошептала она. – Это вы их убили?
– Что за чушь вы несете, Ангелина Владимировна! – сердито воскликнул Волченков. – Какого бы мнения вы ни были о полиции, расстрелами мы не занимаемся. Правда, убил их полицейский, но этот полицейский был, скорее, ваш человек, чем наш. Понимаете, о чем я?
Желябова, не мигая, смотрела ему в глаза, и Волченков понял – она поняла.
– Так вот, вернемся к опознанию, – продолжил он. – Званского мы опознали. Второй труп опознать сложно. Он сильно обгорел. Естественно, документы и все, что было при нем, тоже сгорело.
– Идемте! – сказала Желябова, вставая. – Я пойму.
Казалось, она выдавила из себя слабость как нагноившуюся болячку. Бледность по-прежнему покрывала ее лицо, но движения были уверенными и пластичными. Сейчас ее можно было вполне представить за рулем гоночной машины. «Сколько тут актерства и сколько характера? – гадал про себя Волченков. – Удивительная женщина. Но жизнь, кажется, сломана основательно. Печально».
В морге уже патологоанатом, с сомнением посмотрев на осунувшееся бледное лицо Желябовой, предложил:
– Может быть, вам сначала успокаивающее принять? Зрелище, знаете, не для женских глаз.
– Я выдержу, – сказала актриса.
Выкатили труп, обгорелый, скрюченный, воняющий так отвратно, что Волченкова самого чуть не стошнило. Желябова, не двигаясь, с полминуты смотрела на тело, а потом сухо сказала:
– Я думаю, это он, Игорь Четвертаков. Если они были там втроем, как вы говорите, то это он.
Некоторое время она о чем-то думала, а потом как будто пожаловалась кому-то:
– Я оставила тебя в эту ночь. В эту самую главную ночь. А теперь я даже не могу поцеловать тебя в последний раз. Мне оставили кусок обгорелого мяса. Это чудовищно. Мы все чудовища…
Она повернулась и, сгорбившись, пошла к выходу. Ломов нагнал ее.
– Ангелина Владимировна, может быть, вы расскажете, при каких обстоятельствах…
– Да все я расскажу! – с тоской произнесла Желябова. – Игоря нет. Ничего нет. Как это все бессмысленно!.. Да ради бога, я все расскажу.
Рассказывала Желябова спокойно и бесстрастно, точно отвечала зазубренный урок. Никакого актерства, никакой позы. Кажется, ей просто нужно было выговориться. Однако Ломов с Волченковым не стали слушать всю исповедь, подрядив на это дело Смолина с Тимошенко, а сами первым делом прояснили для себя самый главный момент.
– Сколько членов банды оставалось в наличии до вчерашней ночи?
– Трое, – сказала Желябова и, подумав, добавила: – Наверное, вам нужно и меня включить в это число. Тогда четверо.
– Вы знали, что полицейский снабжает вас закрытой информацией? Знали его имя?
