Но после кончины императрицы, курс бумажных денег, которыми в империи платили чиновникам, стал стремительно падать. И если при Екатерине II ассигнационный рубль равнялся серебренному, то во времена правления её сына
[25] он уже был в районе восьмидесяти копеек. На момент же моего попадания сюда, за него не давали больше двадцати шести копеек серебром. Получается, что к данному времени положенное изначально по закону, обесценилось до четверти номинала.
Многие, чтобы выжить, нанимались дополнительно служить лакеями, кучерами или швейцарами. Лакей в хорошем доме получал до пятисот рублей, против канцелярского оклада в двести. Только уже в правление Николая Павловича
[26] жалование пересмотрят, и оно вырастет до тысячи двухсот рублей и будет постоянно повышаться.
Естественно обесценивание бумажных денег привело к удорожанию жизни, особенно в столице. Когда мы ездили в Петербург прошлой осенью, Павел узнавал о наёмном жилье, если бы мне пришлось надолго задержаться там. Убогая меблированная комнатушка сдавалась не меньше пяти рублей в месяц, простенький обед в трактире от двадцати копеек. Помню, как «бабушка» возмущалась потраченным в ресторане рублём.
Содержать только на государственное жалование семью чиновнику было совершенно невозможно. Посему повсеместно в ходу практиковали взятки, которые оказались даже признаны, хотя многие скатывались до банального казнокрадства. Что интересно, как поведали присутствующие, существует четкое деление доходов «от дел» на законные и незаконные. Из «корыстных» доходов правительство признавало законными денежные и натуральные подношения должностным лицам до начала дела («почести») и приношения после окончания дела («поминки»), но преследовало «посулы» (собственно взятки), которые расценивались как вымогательство и «скверные прибытки». Посулы, непосредственно связанные с нарушением закона, были крупнее почестей и поминок и достигали ста и более рублей, потому за них правительство сурово преследовало, и виновники каралось кнутом, невзирая на социальный статус взяточника.
Под неприязненным взглядом Ольги подобный разговор постепенно стих, превратившись в напряжённое молчание. Проведя некоторое время в тишине, я посчитала, что выйти на улицу уже можно и мы откланялась, поспешив к ожидавшему нас в бричке Егору.
Несколько последующих дней прошли довольно спокойно. Многие пациенты довольно быстро поправлялись, что радовало.
Пришедший к обеду Павел был молчалив. На мой вопрос о причине его плохого настроения от просто протянул мне листок, видимо утром полученного послания.
Неизвестный автор писал о происходящем в оставленном Молилёве. Как и ожидалось, попытки Багратиона оказались неудачными. Даву стал военным губернатором захваченного города… но радость местной шляхты оказалась недолгой. Собрав оставшихся помещиков тот выступил перед ними довольно пафосно, но выставил вполне ожидаемое требование… хлеб. Французским войскам требовалось продовольствие и довольно много. Никто не собирался расшаркиваться с теми, кто ещё вчера приветствовал их приход.
Далее шли отчёты по деревням, принадлежащим Рубановским, в конце же было несколько строк и о Гурских. Впечатлённые словами Павла, а также получившие вовремя информацию о падении города, крестьяне совершили невозможное, завершив жатву за несколько дней. В оставленных людьми деревнях обитали несколько совсем древних стариков. Но не наблюдалось ни еды, ни сена. В некоторых сёлах разобрали даже овины.
— Чему же ты не рад? Всё сделано как ты и просил.
— Понимаешь ma chère, боюсь всё это выглядит довольно подозрительно. И их скоро будут искать.
— Им можно как-то помочь? — такая мысль меня не на шутку встревожила.
— Если только вооружить.
— Но… охотников там не много. Это же простые селяне.
— Ну вилами и дрекольем думаю они не плохо смогут «поработать». В лесу найти их не легко, плотной группой к ним не подойдешь… Глядишь, отобьются.
Павел пообещал, что наблюдающие будут проверять наши деревни и в случае проблем, постараются помочь. Как поняла, в разных глухих местах были построены склады и при них находились небольшие группы охраны. Лезть к французам и как-то обнаруживать своё присутствие им было строжайше запрещено, но для моего спокойствия жених был готов отдать приказ, противоречащий собственным планам.
Погода опять стала «радовать» неожиданностями. При нестерпимой дневной жаре, ночи стали нереально холодными. В обустроенном под пациентов сарае в срочном порядке возводились небольшие очаги, над которыми следить поставили дежурных.
Глава 7
20 июля 1812 года
В Смоленске начали появляться первые пленные французы. Мы натолкнусь на такую группу, когда ездили с Павлом по городу, старательно закупая пока ещё имеющиеся лекарства и корпию. Ужасно недовольный потерей аптекарского магазина в Могилёве, жених старательно скупал всё, что может в последствии понадобиться, не гнушаясь даже настойками от кашля.
Небольшая кучка мужчин в потрёпанных голубых мундирах сидела на земле. Выглядели они довольно истощёнными и грязными. Некоторые из них «красовались» плохо замотанными кровавыми тряпками. Один, так был явно чем-то болен. Рядом находились несколько наших вооружённых солдат, которые только раздражённо помахивали на тех прикладом в ответ на непонятные им просьбы.
— Там есть раненые, дорогой. Это… не по-христиански. — тихо обратилась к Павлу.
— Я попробую поговорить. — вздохнув ответил он, и вылез из коляски.
Направившись в рядом стоящий дом, жених отсутствовал там минут пятнадцать. Наконец господин Рубановский вышел в сопровождении подтянутого прапорщика, выглядевшего довольно усталым. Жених представил меня ему как врача из госпиталя.
— Мадмуазель, — прикоснулся он к головному убору, — я не имею распоряжения на лечение пленных, и тем более не могу доставить их в госпиталь. Я пытаюсь уже который день сдать всех коменданту, но начальству видимо пока не до меня.
— Но уважаемый…
— Пётр Анатольевич. — представился он.
— Пётр Анатольевич… это же всё-таки люди. Они ранены и явно голодны. Мы же христианская держава…
— Я уже объяснял Павлу Матвеевичу, у меня нет возможности ни кормить их, ни лечить. Да у меня солдаты… — тут он махнул рукой и отвёл взгляд.
— Пётр Анатольевич… разрешите мне осмотреть их. А еда… думаю мы сможем немного поделиться, — при этом я посмотрела на Павла очень просительно.
Тот в ответ только тяжело вдохнул и покачал головой, явно про себя выговаривая что-то несогласное. Но вслух только подтвердил моё предложение.
