Была так же создана гражданско-военная комиссия под руководством господина Голынского. Викентий Иванович, будучи предводителем дворянства Могилёвской губернии, яро взялся помогать «новой власти». Он, в тандеме с новым мэром города, господином Венцлавовичем, стал организовывать отряды «национальной гвардии», на французский манер, набирая туда местных крестьян и ремесленников. Но получалось это из рук вон плохо. Люди просто разбегались и наладить дисциплину никак не получалось.
Что в прочем, не удивительно. «Новая власть» требовала провианта, скота, фуража. Способ его получения никого не заботил. Многие помещики оказалась в разорении после французских грабежей. Началась настоящая борьба за хлеб.
Опыт наших и Рубановских деревень получился заразительным. Многие сёла просто «растворялись» в лесах, некоторые пытались давать отпор. Небольшие фуражные группы исчезали, сгинув в неизвестности.
Это приводило к довольно неординарным результатам. Дело в том, что благодаря ненормальной жаре, урожай на огородах поражал своим обилием. Деревья в садах ломились от плодов. Но… до конца те ещё так и не вызрели. Не найдя хлеба, французы объедались не дозревшими овощами и фруктами. К чему это приводило, догадаться не сложно.
Рассказ господина Рубановского был прерван солдатом из инвалидной команды. Поручику Жилину стало хуже и мне пришлось поспешить к нему.
— Мы чем-то можем ему помочь? — спросил Павел, последовав за мной к пациенту.
— Он потерял слишком много крови и не приходит в себя.
— Я думал переливание крови уже используется в это время.
— Да. Но результат никто не может гарантировать. Иногда от подобного становится только хуже.
— Ну да, о группах крови
[36] ещё не известно… — сказал он задумчиво и взяв меня за руку отвёл подальше.
— Ты что-то знаешь, что может помочь? — прошептала, надеясь на чудо.
— Да. Кровь у людей разная. В наше время отличают четыре её группы. Одна подходит для всех, другие требуют только своей. Честно говоря, как именно их определяют, я не знаю. Но насколько помню, при контакте с неподходящей, кровь просто свёртывается, комкуется. Если подобрать несколько здоровых доноров и протестировать с кровью больного… вполне можно найти того, чья подойдёт.
У меня от подобных слов даже голова закружилась. Непроизвольно вцепившись в лацкан его куртки, обдумывала услышанное. Придя немного в себя, занялась организацией лаборатории в отгороженном месте сарая.
Донорами вызвались стать все солдаты инвалидной команды. Но мне нужны были молодые. Павел вышел поговорить с остальными. Многие члены его группы, а также татары, узнав, что именно требуется, согласились на эксперимент.
Кровь не свернулась у восьми добровольцев, но я выбрала розовощёкого мужчину из отряда «провидца». На вид ему было лет двадцать пять, и он просто лучился здоровьем.
Как именно делать переливание знала, но опыта не было. Подбадриваемая женихом я наконец-таки решилась.
Через пол часа после процедуры, пациент очнулся, и мы смогли его покормить. По совету Павла, поручику каждый час давали сильно сладкий тёплый чай. К вечеру Жилин перестал впадать в забытьё и даже смог немного с нами пообщаться.
Что не удивительно, говорил он в основном о своих башкирах. Рассказывал о битве при Молевом болоте, как они победили генерала Себастиани. С перерывами, поведал о том, что в течении семи часов доблестные воины совершили почти пятьдесят атак. С громкими криками, осыпая противника тучами стрел они носились вокруг французского лагеря. «Северным амурам» не нужны были дороги или тропинки… они преодолевали любые препятствия, атаковали и растворялись в лесу.
По его рассказу, казаки уже довольно давно нервировали французов. Их постоянные ложные тревоги притупили их бдительность. В утро атаки «лягушатники» забыли убрать верёвки, растянутые на бивуаке, куда привязывали лошадей. Они просто не отреагировали на тревогу, посчитав мнимой. А когда уже отступали от наших, попадали с коней, наткнувшись на свои же привязи. Так же сумятицу вносила пыль, поднятая на высохшей дороге башкирской конницей. От жары она долго не оседала, затрудняя видимость.
Так что результаты этого боя были впечатляющими. Сравнивая силы противников… оказывается только пленными в Смоленск доставили: одного французского полковника, десяток офицеров рангом помельче, и почти пятьсот нижних чинов.
Я мысленно схватилась за голову. Куда администрация денет такое количество народа, если она не хотела заниматься даже десятком.
После ужина мне опять удалось недолго уделить внимание жениху и прогуляться с ним по саду, окружавшему подворье. Ольга с книгой осталась сидеть на скамейке в пределах видимости нашей пары.
Как оказалось, Павел поведал не все новости из Могилёва. Жителей, под угрозой оружия собирали к церквям и заставляли приносить клятву верности Наполеону.
Всё происходило под увещевание архиепископа Могилёвского, Варлаама. Он не только принял требуемое французами у прихожан в городе, но и разослал циркуляры в другие поместные церкви и монастыри обязуя присягнуть французскому императору.
После всего произошедшего, в Могилёве отслужили благодарственный молебен в честь императора Наполеона. А 22 июля (3 августа по новому стилю) в городе уже отмечали день рождения самого Бонапарта. В церквях даже была устроена праздничная иллюминация. Вместо сопротивления захватчику, духовенство почему-то старалось вовсю угодить «новой власти».
— Неужели мы так повлияли? — спросила ужаснувшись. — У нас о подобном не поминалось.
— Скрывали. Но в моё время этот факт был уже озвучен. После ухода французов Варлаам попытается всё скрыть… хотя в Синод всё-таки донесут. Приедут люди, будет следствие. Его снимут с должности и лишат сана. Закончит жизнь он простым монахом в монастыре. Говорят, даже ослепнет от постоянных слёз.
— Но почему? Не могу понять, что заставило его на это пойти?
— Понимаешь, ma chère, сейчас все считают армию Наполеона непобедимой. За всё то время, что он у власти, они не проиграли и не ушли из завоёванных земель. Посмотри сколько государств встало под его руку. А Варлаам… поразмыслил о своей участи, если он не согласится помогать и продвигать приказы оккупантов. Просто захотел остаться у власти.
— Почему же они не уехали?
— Ma chère, ты помнишь, как мы вывезли графа Толстого? А теперь представь, что я бы с подобным же пошёл к церковникам…
Скрепя сердце согласилась.
— Как ты думаешь, стоит ли поговорить с местным духовенством? Или они последуют примеру Могилёва?
— Поговорить, конечно, стоит… — сказал Павел задумчиво, — но как именно они отреагируют? На этот вопрос я ответить не могу.
