Благодарение Господу, его личная гвардия избежала подобной участи. В приказном порядке им вменялось пить только воду, разведённую вином или уксусом. Что удивительно, избежали подобного бедствия только поляки. Весь остальной «цвет Европы» усиленно боролся с собственным недержанием.
Но и лошади не ушли далеко от солдат в этом «пахучем деле». Так как обоз банально не поспевал за ними, то, не получив ни сена, ни овса, животные просто набили себе оскомину от свежей травы, что тоже приводило к проблемам с их желудком. Поэтому некоторые пали, дав, конечно, пищу бойцам, но затормозив движение даже такой малой части войска.
Император с тревогой думал о том, как подобное отразится на всей армии в целом, учитывая нахождение такого количества солдат на сравнительно небольшой территории.
Проблемы провианта и болезни лучше решить сейчас и здесь. Хорошо бы ещё наконец увидеть неприятеля и получить долгожданное сражение.
Шпионы доносили о нескольких таких возможностях. Но пока не до этого.
Завтра он войдёт в город и заставит ответственных решать вверенные им задачи. Он всегда это умел — правильно распределять и людей, и проблемы. Это тоже было сродни плану битвы и стратегии победы, которые нужно разработать и рассчитать.
Скорее всего в Вильно придётся задержаться и дождаться остальной армии. Он не боялся нападения, хотя в дороге иногда замечали группы противника. Нет. Ему нужно «подобрать» растянувшийся «хвост» и собственные лазареты.
А учитывая донесения о том, что отходящий в глубь страны противник уничтожает свои склады, жизненно необходимо дождаться обоза с провизией и создать дополнительные команды фуражистов. Их следует отправить вне дорог, занимаемых центральной части войска.
А после этого… он сможет вернуться к первоначальному плану. Немного переработает в соответствии с обнаруженными проблемами и продолжит эту кампанию более подготовленным.
Даже если он потратит на это всё лето, оно того стоит.
Глава 1
03 июня 1812
Лето 1812 года ожидалось очень жарким. И если одни определяли это по цвету неба, полётам птиц и траве, то другие опирались на политическую и военную обстановку на границе империи. И хотя и те, и другие были правы, жизнь продолжалась. Все занимались привычными делами и заботами.
Последние полгода каждую среду Екатерина Петровна устраивала небольшой ужин для близких друзей. И так как это происходило не в имении, где размеры парадной залы позволяли принимать большое количество гостей, а в городском доме, никто не обижался, если на этой неделе к нему не приходило приглашение. Уж раз или два в месяц гостями они всё-таки становились.
Одним из главных удовольствий вечера, естественно помимо отменно приготовленных блюд, считались игра и пение Марии Фёдоровны. Прочувственное исполнение некоторых романсов приписывали недавней неудачной любовной истории. Злые языки рассказывали какие-то совершенные небылицы, но сама Мария всегда встречала входящих радостной улыбкой, ни в коей мере, не выказывая никакого расстройства.
Как-то несколько случайных людей, попавших на ужин, попытались узнать имя великолепного повара, готовившего столь изысканные яства. Они явно ожидали увидеть какого-нибудь иностранца и были удивлены появлением старой недовольной Матрёны, которую приходилось привести в залу.
Потому как главным секретом «высокой кулинарии» был Павел Матвеевич Рубановский, иногда пропадавший на кухне Гурских, объясняя процесс приготовления «заморских» блюд. Особо ему нравились всевозможные «салаты» и «подливы к мясу», неизменно вызывавшие восторг у гостей. Это, не говоря об обилии рецептов из картофеля, что радовали нас в постное время. Но даже для подобных вечеров у него нашлось несколько совершенно невероятных по оформлению и вкусу новшеств.
Естественно, об участии господина Рубановского в создании haute cuisson (*высокая кухня) не упоминалось, ибо сие совершенно не comme il faut (*не подобающе) для дворянина.
Без сомнения, сам Павел Матвеевич неизменно присутствовал на ужине каждую среду. Впрочем, он появлялся почти каждый день, если не был в отъезде по делам. А их с приближением лета становилось всё больше.
Одними из сегодняшних приглашённых были Аким Петрович Исупов с супругой. Являясь вице-губернатором Могилёва, тот не часто мог посещать подобные вечера, но будучи обязан этому семейству здоровьем, а скорее и самой жизнью единственного сына, пытался по крайней мере раз в месяц наведываться. Хотя получал приглашения регулярно.
Последнее время в губернии было не спокойно. Ходили различные слухи один нелепее другого. Государь уже как месяц находился со свитой в Вильно, в связи со скоплением такого огромного количества войск на границе. Но ни план нападения, ни обороны так и не был принят. Все ждали… только непонятно чего.
Александр не принимал управления войсками, поминая количество поражений, произошедших из-за его вмешательства, но и ни подписывал никакие прожекты, всё ещё надеясь свести всё к миру.
Однако, князь Багратион постоянно писал графу Толстому, что тому не о чем беспокоиться. При всём том, что город имел большое количество военных и медицинских магазинов и они никуда не вывозились. Таким образом никаких подготовительных действий не предпринималось. В следствии чего, Аким Петрович старательно, как мог, успокаивал высший свет губернии и вынужден был выслушивать массу претензий.
Многие же наоборот, с нетерпением ожидали прихода французов, мечтая опять соединиться с Польшей. Они подчёркнуто радостно обсуждали подобные новости. Вероятно, с той стороны реки были полностью в курсе всего происходящего.
Противоречивые идеи просто витали в этом рано начавшемся лете.
Естественно, разговор за столом снова свёлся к политике.
— Во всём виновата масонская ересь, что занесли сюда в обилии иностранцы! — случайно заехавший в гости, и оставленный на ужин господин Славинский был ярым противником тайных обществ.
— Почему сразу масоны, — дожёвывая салат изумился господин Исупов, — уж поверьте мне, в России расплодилось огромное количество всевозможных организаций. Иногда такое чувство появляется, что они там новые ежедневно открывают.
— Всё же, господа, а я просто убеждён, если бы не Англия с её неуёмной жадностью, ничего бы этого не было.
Один из гостей, полноватый и страдающий одышкой Андрей Борисович Шелепин, приехавший вместе с Николаем Андреевичем, тоже не остался в стороне от разговора.
— Континентальная блокада, будь она неладна, никому не приносит пользы. Говорят, даже сами французы частично от неё страдают. Но… Noblesse oblige (*положение обязывает) как говорится. И вот, нам тоже ожидать мучений!
— Эх, господа. Вы видите только то, что вам показывают. На самом деле всё из-за ненужного расположения к принцу Ольденбургскому
[8], которое совершенно неуместно в современной политике. — Витольд Христианович Недзвецкий произносил это чётко и рубленными фразами. Как будто и сам не рад был столь поверхностному восприятию ситуации. — Наши солдаты и офицеры даже там, гибли не за нужное отечеству, а всего лишь за чужую неустанную гордыню. Сейчас же, нас шантажируют войной. И вы думаете мы сможем откупиться чем-то малым? Сомневаюсь. Это ж какую прорву денег они потратили, чтобы привести к нам все эти войска. Думаете просто так уйдут? Не смешите!
