Каждый отстаивал свою точку зрения, считая только её правой. Дошло до того, что неуёмные спорщики, позабыв этикет, размахивали столовыми приборами, чтобы придать весу собственным словам и суждениям.
В противоположном от «горячей» дискуссии конце стола, Павел Матвеевич обсуждал с госпожой Гурской кое-что более для нас важное.
— Екатерина Петровна, думаю на следующей неделе вы сможете выехать. Погода как раз прекрасная для подобного путешествия.
— Вы правы, уже можно. Гришенька писал, что в Твери скоро ярмарка будет. И на Селигер я давно съездить хотела, да всё недосуг было.
— Не знаю, вышлет ли Григорий Петрович кого вам на встречу, но думаю вы не откажитесь от сопровождения пары татар, вы с ними уже знакомы.
— Конечно, конечно. Сейчас такое время. Буду весьма вам признательна.
— Да что вы, Екатерина Петровна. Пустое. Мне так спокойнее будет.
При этих словах «бабушка» улыбнулась.
— Только жаль Луизоньки с нами не будет.
— Но Мария не ездила в прошлом году с нами в Петербург, — напомнил Рубановский, — думаю она должна получить свою долю внимания и восхищения. Ведь наверняка Григорий Петрович захочет свозить вас в столицу. Это же совсем рядом.
— И то верно, брат безо всяких сомнений пожелает отвезти. Как жаль, что будет не сезон, а то бы посетили театр или оперу.
Мария, внимательно прислушивающаяся к этому разговору, старательно делала отрешённый вид, но блестящие предвкушением глаза выдавали её заинтересованность. «Не сезон» совершенно не смущал. Особенно учитывая обретённые в прошлый раз знакомства, «тётушка» даже в это время вполне сможет найти достойное светское общество и получить приличествующие приглашения.
«Летний сезон» дворянство обычно проводило «на водах» или же в имении, спасаясь от удушливой городской жары. Но «предприимчивый» провидец нашёл возможность отослать «бабушку» с Марией подальше от предстоящей трагедии. Дабы госпожа Гурская не заподозрила реальную подоплёку, всё представили банальной финансовой заинтересованностью.
Павел Матвеевич, старался не сильно потворствовать своим знаниям будущего технического прогресса, но иногда находил какие-то совершенно необходимые, но ещё не созданные мелочи, производство коих не требовало особенных технических знаний.
И вот сейчас, по его просьбе «бабушка» отправлялась «навестить» брата, а на самом деле везла письмо от графа Толстого, своему кузену Андрею Ивановичу, вице-губернатору Твери. Увы, но генерала Ушакова, с которым граф был много лет дружен, на должности губернатора только-только сменил Кологривов, в связи с чем обращаться к тому было нежелательно. Нужна была помощь в приобретении небольшого количества земли для строительства задуманного производства.
Не знаю, как господин Рубановский сам не запутался в этой истории, посвящая Екатерину Петровну в коллизии данного прожекта. И объяснения почему он сам не может совершить данную поездку, так и остались весьма туманными.
— Одно меня тревожит Павел Матвеевич, как же Луизонька. Она тут одна остаётся.
— Помилуйте, Екатерина Петровна! Как же одна? — возмущению провидца не было предела, — во-первых тут я! Кроме того, приживалку вы взяли недавно…
— Павел Матвеевич, не стоит так об Ольге, — возмутилась Мария.
— Прошу покорно простить… вы правы… компаньонка… — послушно исправился он, — будет постоянно при ней. Да и её «неотлучная тень» Егор. Не говоря уже о татарах.
— Вот думаю… может Степаниду с ней ещё оставить… а с нами Лушка поедет?
На этот вопрос «провидец» только пожал плечами. Он старался не вникать в перипетии распределения слуг в семье.
Мы очень надеялись вовремя отправить «бабушку», к брату. Ведь если она задержится до вторжения, то наверняка постарается увезти меня с собой, что совсем не вписывалось в наши с Павлом планы. Мы же имели на приближающуюся военную кампанию свои виды.
Несколько дней назад провидец сообщил, что основные задуманные идеи готовы. Поэтому он отправил своих родителей на юг, осматривать купленную там по случаю винодельню. Сейчас же усиленно старался выпроводить из губернии и территории будущих сражений Екатерину Петровну с Марией.
Как запасной вариант я даже рассматривала обратиться за помощью к Варваре Сергеевне. И хотя та была крайне разочарована моим отказом сопровождать её в Петербург, думаю она с удовольствием окажет протекцию «тётушке» если понадобится. Опять обращаться к её свекрови и так оказавшей нам в столице такое участие, не хотелось. Это было слишком навязчиво.
Наконец за чаем, когда Мария заняла место у рояля, до меня наконец добрался Николай Андреевич. Естественно, темой разговора была любимая супруга и наследник. Моя первая пациентка из высшего общества уже полностью оправилась от родов. Небольшой шрам, оставшийся после операции, нисколько её не беспокоил. Волновал же господина Славинского только один вопрос, способность супруги к зачатию.
— Николай Андреевич, это возможно. Но я бы просила воздержаться от подобного хотя-бы ещё на год. Елизавета Матвеевна должна восстановить свои силы и здоровье.
Сказанное мною мужчину явно не обрадовало, но он кивнул, вынужденно принимая мои доводы.
— Что же такого услышал ваш гость, что на лице его отображается вселенская мука? — Павел Матвеевич тут же занял освободившееся подле меня место.
— Жене его ещё хотя бы год нужно избегать новой беременности. Я осматривала её несколько месяцев назад, никаких осложнений нет, но это не желательно.
Господин Рубановский тихо хмыкнул в ответ, хитро прищурился и почему-то поспешил к уединившемуся в углу с бокалом в руке господину Славинскому. Пользуясь звучавшей музыкой и пением «тётушки», он что-то очень тихо рассказывал Николаю Андреевичу. Постепенно лицо слушавшего тоже озарила какая-то предвкушающая улыбка. Он благодарно кивнул «провидцу» и уже спокойно откинулся на спинку кресла, расслабленно внимая пению.
— И что вы ему такое поведали? — спросила я у вернувшегося Павла Матвеевича.
— О, ничего интересно. У мужчин тоже есть свои секреты, — ответил он и нежно улыбнулся, взяв меня за руку, — и не волнуйся, милая, с твоей пациенткой всё будет хорошо.
После помощи Варваре Сергеевне число желающих обратиться ко мне пациенток сильно возросло. Господину Недзвецкому даже пришлось завести книгу очереди, так как в госпиталь впускать их строго настрого запретили. На первый же подобный случай господин Сушинский отреагировал такой отборной руганью, что впечатлил даже старого солдата, из инвалидной
[9] команды. В связи с чем, мои посещения городской больницы были расписаны поминутно на несколько месяцев вперёд.
