В эпоху викингов не чужда была скандинавским женщинам и ревность. Все в той же «Саге о Ньяле», которую считают одной из самых известных, рассказывается об исландце по имени Хрут. Он зимовал со своим кораблем в Норвегии у конунга Харальда Серая Шкура и стал жить с матерью конунга Гуннхильд, которая была известна своим умением колдовать. Когда же Хрут собрался вернуться в Исландию и жениться там, это вызвало у Гуннхильд вспышку ревности, и на прощание она обняла Хрута и подарила ему золотое обручье, сказав: «Если моя власть над тобой так велика, как я думаю, то ты не будешь иметь утехи в Исландии с девушкой, которая у тебя на уме. А с другими женщинами ты добьешься, чего хочешь». Так оно и вышло. Хрут не смог жить с женой. «Когда он приходит ко мне, – жаловалась она, – плоть его так велика, что он не может иметь утехи со мной, и, хотя мы оба всячески стараемся, ничего не получается». В результате они развелись. Надо сказать, что колдовство Гуннхильд было направленным, а месть необыкновенно изощренной: с другими женщинами, кроме жены, у Хрута все получалось.
Не менее сильной бывала и любовь мужчин. В «Саге о Гуннла-уге Змеином Языке» приводится рассказ о великой любви Гуннлауга и Хельги: она была обманом выдана замуж за Хравна, который любил ее не меньше Гуннлауга. Он даже пошел на бесчестный поступок и поступил низко, исподтишка нанеся ему смертельную рану лишь потому, что не мог «уступить ему Хельгу Красавицу». После смерти Гуннлауга и Хравна Хельга была отдана отцом замуж за Торкеля, человека богатого и достойного, кроме того, хорошего скальда. Он также очень любил ее и, когда Хельга умерла у него на руках, бросив последний взгляд на подаренный Гуннлаугом плащ, сочинил такую вису:
Умерла сегодня
Добрая жена моя.
На руках у мужа
Богу жизнь вручила.
Без нее в живых мне
Тяжело остаться.
Нередко отчаянные скандинавские вдовы не могли пережить мужей и умирали вслед за ними или, медленно снедаемые горем, доживали горькую жизнь. Это называлось на языке их Sprinda af harmi – сокрушаться от скорби. Так сокрушалось сердце Нанны, когда она увидела труп Бальдра; так умерла Тюра с печали по Олафу Трюггвасону. Потеря мужей часто сокращала жизнь их неутешных вдов. Вообще можно сказать, что, хотя по закону мужья имели неограниченную власть над женами, на самом деле поступали с ними по правилам супружеской любви и взаимного уважения.
В эпоху викингов скандинавские женщины, как и мужчины, имели право устанавливать (совместно с мужчинами или самостоятельно) камни с руническими надписями в память об умерших мужьях, сыновьях, дочерях и других родственниках. Это был очень важный обычай, о котором говорит сам Высокий (Один) в «Речи Высокого» из поэтического сборника древнеисландских песен о богах и героях скандинавской мифологии и истории «Старшей Эдды». Некоторые надписи были нетривиальны, например на камне, поставленном Рагнхильд: «В память о Гуннульве. Немногие среди рожденных лучше, чем он». Скандинавских женщин хоронили не менее пышно, чем мужчин. Так, Брюнхильд велит:
Украсьте костер коврами, щитами,
рабов положите и яркие ткани;
пусть рядом со мной сожжен будет конунг.
Будет конунг сожжен рядом с моими
рабами в уборах богатых и ярких;
двух ястребов в головах положите,
тогда будет все как должно исполнено.
[Краткая песнь о Сигурде // Старшая Эдда]
Пышность обряда при погребении скандинавской женщины находит подтверждение в археологических исследованиях. При раскопках кургана в Осенберге было обнаружено богатейшее захоронение королевы небольшой области – фюлька, предположительно принадлежавшее Асе, бабушке объединителя Норвегии Харальда Прекрасноволосого. Датский конунг Горм Старый устроил капище и воздвиг большой курган своей жене Тюре, в котором позже похоронили и его самого. В Дании, в окрестностях круглой крепости Фюркат, было раскопано богатое женское погребение второй половины X века, сопровождающий инвентарь которого явно указывал на ее занятия – она была колдуньей (что особенно показательно, ведь формальное крещение Дании уже произошло).
В целом можно сказать, что в эпоху викингов в Скандинавских странах женщины выступали в различных ипостасях: хозяйки, главы рода (Унн Мудрая), организатора походов, путешествий, мести (Унн Мудрая, Торгерд, Гуннхильд), подстрекательницы к мести, убийству (Скади, Брюнхильд, Гудрун, Торгерд, Тюри, Сигрид Гордая), мстительницы за родичей и за себя (Гудрун, Ауд, Скьяльв, Сигню), правительницы, как правило, теневой (Гуннхильд, Альвива), заговорщицы (Гримхильд и Эмма), вдохновительницы на «большие дела», такие, как завоевание страны (Гюда), помощницы, защитницы и спасительницы (Астрид – пасынку Магнусу, Ауд и Вигдис – своим родичам, Тора – ярлу Хакону), советчицы (Фригг, Гуннхильд), жрицы (Хлёдис, «ангел смерти» у Ибн-Фадлана), скальда-поэта (Йорунн Дева Скальд) и, наконец, воительницы (Хервёр, валькирии). Из всего вышеперечисленного можно сделать вывод о том, что эпоха викингов породила не только храбрых мужчин, на протяжении нескольких веков державших Европу в страхе, но и незаурядных женщин, которые были активными членами общества, движущей силой многих «больших дел» и обладали широкими правами. Жены и вдовы конунгов, хотя и не могли официально править, сами объявлять войну и руководить походами, на практике побуждали конунгов начать их, предоставить своих воинов и даже снарядить собственный отряд.
В скандинавском обществе эпохи викингов, как уже говорилось выше, были разрешены и разводы. Поводом для развода могло быть как недовольство мужа женой, так и наоборот. Однако причины для развода должны были приводиться сторонами очень серьезные.
Если муж отсылал жену домой к ее родным без объяснения причин, то он наносил им смертельную обиду и мог справедливо опасаться мести со стороны родственников жены. Кроме того, муж должен был вернуть приданое жены и обручальные дары, а также все сделанные любым человеком и им самим жене подарки во время брака. Мужчины с более благородным образом мыслей, желавшие дать законный вид своему разводу, призывали свидетелей и в их присутствии объявляли развод: сначала возле брачного ложа, потом у главных дверей дома и наконец на тинге. В тех случаях, когда преступление жены было велико или муж справедливо негодовал на ее поведение (например, если жена совершила прелюбодеяние), она не могла брать с собой приданое. Кстати, замужняя женщина, уличенная в прелюбодеянии, немедленно теряла все свои права и изгонялась из дома в том, в чем была. По предписанию одного закона того времени «муж должен привести неверную жену к порогу, сорвать с нее плащ и, отрезав у ней половину одежд сзади, вытолкнуть за дверь».
Правда, и жены не любили терпеливо сносить обиды со стороны мужей; строптивые из них нередко отплачивали мужьям за прежние оскорбления. Так, в «Саге о Ньяле» рассказывается, как храбрый Гуннар в Исландии имел тяжбу с другим исландцем, Гицуром, и проиграл ее: «На тинге осудили его на изгнание. Немного не доехав до корабля, который разлучит его с родиной, Гуннар сошел с лошади, чтобы взглянуть еще раз на свое поместье, и сказал: «Как оно хорошо! Никогда оно не казалось мне так красиво: плетни готовы, нивы поспели для жатвы; ворочусь домой, не поеду!» «Не оставайся на потеху врагам!» – говорил ему брат, провожавший его. Гуннар, нарушив приговор, отдавал себя во власть врагов; его убеждали поручить дом матери и сыну и искать тихого убежища с Халльгерд у друзей; он одобрил это, но не ехал. Летом на альтинге противник его, Гииур, требовал его казни. Требование было законное, и Гииур подговорил 80 человек убить противника. Последний узнал это от Ньяля, возвратившегося с альтинга, но не хотел вовлекать в беду старого друга и отказался принять помощь от его сыновей. Олав Павлин подарил Гуннару три драгоценности: золотой перстень, красивый плащ и собаку Сама, которую достал в Ирландии. Сам имел большой рост, очень скоро бегал, был умен, как человек, и угадывал во всяком пришельце хозяйского врага или друга; против врагов он не жалел себя. Олав сказал собаке: «Ступай за Гуннаром и так же верно служи ему, как и мне!» Сам тотчас же подошел к своему новому господину, лег у него в ногах и был так же верен ему, как Олаву. Враги не могли ничего сделать Гуннару, пока жил у него Сам. Но однажды ночью они хитростью выманили собаку и убили. Гуннар проснулся: ему послышался вопль умирающего. «Друг Сам, – сказал он, – тебя уже нет в живых!» Гииур был благороден; ему легко было бы, окружив дом противника, сжечь его со всей семьей: в старину часто случались подобные примеры. Но Гииур считал низким истребить всю семью из-за одного виноватого. Он сделал на дом открытое нападение. Гуннар защищался храбро, но вдруг порвалась тетива на его луке. «Отрежь мне свои кудри, – сказал он жене, – и вместе с матерью сплети из них новую тетиву!» «Разве тебе это нужно?» – спросила Халльгерд. «Жизнь моя зависит от того», – отвечал он. «Теперь-то, – сказала она, – отплачу тебе за пощечину (кстати, это было незаслуженное наказание для нее), которую от тебя получила: что мне за надобность, сколько времени ты можешь защищаться». На это благородный Гуннар сказал только: «Каждый ищет чести по-своему; долго я не стану тебя просить о том». Он оборонялся еще некоторое время, но наконец пал от утомления и ран. Эта Халльгерд была за двумя мужьями, и оба пали жертвой ее строптивости».
