Вы же знаете, я смелый кот, в какие только передряги ни попадал, – всегда умел постоять за себя. Но, оказавшись в Индийском океане на крошечном судёнышке, которое раскачивалось на волнах не хуже лодки Конюхова, я испугался не на шутку. А если оно перевернётся? Плавать-то я не умею. А научить меня никто не догадался. Я забился под лавку, где сидел Колумб, боясь высунуть оттуда голову.
– Сократ, иди ко мне, со мной будет не так страшно, – позвал он и, насильно вытащив меня из-под скамьи, посадил на колени. – Нам плыть недалеко, через двадцать минут будем на месте.
Если бы мне раньше сказали, что придётся добираться до какого-то острова двадцать минут, я бы подумал: какая мелочь! Не успеешь оглянуться – уже на месте. Но сейчас они казались мне вечностью. Да я за это время умру от морской болезни. Я с опаской посматривал на бескрайний океан, и от одного вида тяжёлых волн, бьющихся о борта нашего «корабля», мне становилось дурно. Представляю, какие монстры живут под толщей воды. Каждый раз, когда лодка подпрыгивала, моё сердце уходило в лапы и отбивало там чечётку. Уж лучше пусть меня всю жизнь фотографируют, чем снова посадят на это крошечное судёнышко. Но наконец на горизонте появилась полоска земли, и я чуть не запрыгал от радости.
Ни за что не догадаетесь, кого мы увидели на острове Призон. Огромных черепах, размером они были… даже не знаю, с чем сравнить, чтобы вам было понятно. В общем, рядом с ними я выглядел как лесной клоп. Когда мы зашли на территорию, где обитали эти гиганты, то увидел девушку, которая гладила по голове одну из них. Если бы я не знал, что это черепахи, подумал бы, что вдоль дорожек, вымощенных плиткой, лежат большие булыжники – так они выглядели со стороны. Рептилии совершенно не боялись людей, смело подставляли свои длинные шеи, давая гладить себя, и за это получали от посетителей угощения. Колумб принялся их снимать, фотоаппарат строчил, словно пулемёт, а я следовал за ним по пятам, с опаской поглядывая на диковинных животных.
– Ты кто такой? – нахмурилась одна из них при виде меня.
– Кот, – как ни в чём не бывало ответил я.
Андрей пошёл дальше, а я остановился рядом с любопытной рептилией.
– А чего такой маленький? Болеешь? – спросила она.
Громадина поставила мощные лапы на капустный лист, лежавший перед ней, и принялась отгрызать от него куски.
– Почему сразу болею? Я домашний кот.
– А разве такие бывают? – усомнилась черепаха. – У нас здесь полно котов, только они раз в десять больше тебя и живут не с людьми, а в саванне.
– Бывают, – ответил я. – Даже черепахи бывают домашними.
– Да ладно, – не поверила она.
Она продолжала жевать лист, противно чавкая.
– Точно говорю, – подтвердил я. – У меня дома в аквариуме жила такая черепашка, размером с мою лапу.
– Не знала, что среди нас есть такие малыши.
– Тебя как зовут? – поинтересовался я. – Или у тебя нет имени?
– Почему это нет? Тортилла я.
– Ну и имечко у тебя, – усмехнулся я. – А что оно означает?
– Да бог его знает, – ответила она. – Недавно один турист угостил меня фруктом и спросил: «Как дела, Тортилла?» Я так поняла, это он для меня такое прозвище придумал. Я сто девяносто лет прожила на свете, и у меня никогда не было никаких имён, все меня называли просто черепахой.
– Сколько? – Я не поверил своим ушам.
– Если точно, то сто девяносто два…
– Да ладно!
– Честное слово, сотрудники нашего питомника у меня на спине написали мой возраст. Ты, конечно, не увидишь, потому что ты слишком мал, для этого тебе придётся на меня запрыгнуть.
– Ты такая древняя? – Я всё ещё не мог поверить.
– Сам ты древний, – обиделась Тортилла. – Между прочим, я ещё в полном расцвете сил. У нас старыми считаются черепахи, которым по двести пятьдесят лет и больше.
– За какие такие заслуги бог наградил вас долголетием? – возмутился я.
– За то, что мы живучие и очень выносливые.
– Между прочим, коты тоже не хлюпики, – возразил я. – Но тем не менее мы живём не больше двадцати лет.
– Зато, в отличие от других животных, у нас очень хороший иммунитет, – похвасталась Тортилла. – Мы легко справляемся с инфекциями, и раны на нас быстро заживают. Плюс ко всему мы абсолютно неприхотливы в еде и можем очень долго обходиться без неё.
– Ты думаешь, на свете мало выносливых, живучих и неприхотливых зверей? Много, но никто из них не живёт столько, сколько вы. Какое-то неравноправие получается! – вспылил я.
– Кот, да не кипятись ты так. С этим вопросом тебе лучше обратиться туда, – воскликнула она и подняла глаза к небу.
– Думаю, он останется без ответа, – ухмыльнулся я.
– И вообще, о каком равноправии ты говоришь? Разве оно бывает в нашей жизни? – спросила Тортилла, округлив глаза, по форме напоминающие миндаль. – Ты вот завидуешь мне, потому что я долго живу, а я завидую тебе, потому что ты быстро бегаешь, а я всю жизнь ползаю, как… – Тортилла вдруг задумалась, со стороны это выглядело, будто она уснула. – Даже не знаю, с кем сравнить. По-моему, медленнее нас никто не передвигается по земле, разве только ленивец или улитка. И если честно, нет ничего хорошего в том, чтобы долго жить. У меня когда-то была подруга, обезьяна Марго, она ко мне каждый день приходила, угощала меня бананами, а потом вдруг пропала. Позже я узнала, что она умерла. Я скучаю по ней даже сейчас, хотя прошло уже пятьдесят лет. С тех пор у меня было ещё много друзей, но все они тоже давно умерли, а я продолжаю жить по сей день, – грустно вздохнула она.
– Слушай, а тот турист, который дал тебе имя, случайно не из России был? – я вернулся к прежнему разговору, неожиданно вспомнив, как мы с ещё маленькой Катериной смотрели фильм «Буратино», так в нём одну из героинь тоже звали Тортилла.
– Может, и оттуда. Уж больно он бледнолицый был и чересчур весёлый, всё пытался меня оседлать. Я его сбрасываю, а он снова забирается и говорит: «Тортилла, ну хватит выпендриваться, прокати меня, тебе что, жалко? На чём я только не катался в своей жизни, а вот на черепахе – никогда».
После её рассказа я перестал сомневаться, что турист был нашим соотечественником.
– А у тебя есть имя? – вдруг спросила она.
– Конечно, – ответил я. – Меня зовут Сократ, так звали великого философа.
– Это ещё кто такой? – спросила Тортилла.
– Философами называют мудрых мыслителей, которые много думают о вопросах мироздания и сущности бытия, – объяснил я.
– До чего же странные люди, смотрю на них и удивляюсь, – ухмыльнулась она. – Вечно рассуждают о том, чего никогда не поймут. Лучше бы подумали, как решить насущные проблемы и исправить то, что натворили за годы своего существования на земле. Одна моя приятельница, морская черепаха, рассказывала: в океане целые острова из мусора появились. Говорит, плавать стало невозможно: то на пятно нефтяное нарвёшься, то в пакетах запутаешься. А они всё о бытии рассуждают.
