— Договорились. Я жду.
Наоми повесила трубку и вытерла влажные ладони о джинсы.
— Моя дочь сейчас приедет, Моисей.
— Я так и понял.
Моисей Уайттри — тренер Наоми, самый надежный работник и давнишний любовник — даже не оторвался от родословных и графиков. Он был наполовину евреем, наполовину индейцем-чокто и потому носил длинные волосы, заплетенные на спине в косу, и серебряную Звезду Давида на шее. Кровь, что текла в его жилах, представляла собой взрывоопасную смесь, но зато он знал о лошадях все, что только можно было знать. И, за редким исключением, предпочитал лошадей людям.
— Она будет задавать вопросы.
— Да.
— Как мне лучше ей отвечать?
Моисей и на этот раз не посмотрел на нее; впрочем, ему это было ни к чему. Он достаточно хорошо изучил интонации Наоми, чтобы знать, какое у нее при этом лицо.
— Попробуй сказать правду.
— Много хорошего она принесла мне, эта правда!
— Она твоя дочь.
Наоми с легким раздражением подумала, что для Мо все всегда было слишком просто.
— Келси — взрослая женщина. Она не примет меня только потому, что мы с ней родственники. Во всяком случае, меня это разочаровало бы.
Моисей, наконец, отложил свои бумажки и встал. Он не был особенно крупным мужчиной — всего лишь на несколько фунтов тяжелее и на несколько дюймов выше, чем требовалось, чтобы стать жокеем, а об этом он когда-то мечтал. Впрочем, те времена давно прошли, и в последнее время Моисей немного погрузнел. В ботинках со стоптанными каблуками он был почти одного роста с Наоми.
— Ты хочешь, чтобы она приняла и полюбила тебя, но только на твоих условиях. Ты, как всегда, хочешь слишком многого, Наоми.
Наоми с нежностью прикоснулась ладонью к его обветренной щеке. Она никогда не могла долго сердиться на Моисея. В конце концов, этот человек ждал ее долго и терпеливо, никогда ни о чем не расспрашивал и всегда любил.
— Я знаю. Ты часто мне это повторял, Мо. Просто до тех пор, пока я не увидела ее, я и подумать не могла, что она настолько мне нужна. Я не подозревала, что дочь может так много для меня значить.
— И тебе хотелось бы, чтобы это было не так.
— Да.
Это Моисею было понятно. Он сам слишком долго мечтал о том, чтобы не любить Наоми.
— У моего народа есть поговорка…
— У какого именно?
Моисей улыбнулся. Обоим было известно, что половину пословиц он выдумывает сам, а вторую безбожно перевирает, приспосабливая к своим сиюминутным потребностям.
— Только глупец мечтает впустую, Наоми. Пусть она увидит, кто ты такая. Этого будет достаточно.
— Моисей! — в контору заглянул один из конюхов и, заметив Наоми, сорвал с головы шляпу. — Мое почтение, мисс. Мне не нравится, как Сирень припадает на левую переднюю ногу. Да она у нее и распухла к тому же…
— Сегодня утром она же довольно хорошо бегала, и все было в порядке! — Моисей нахмурился. Он нарочно поднялся перед рассветом, чтобы лично проследить за утренними тренировками. — Надо взглянуть.
Крошечная контора Моисея располагалась рядом со стойлами, и в ней вечно пахло застоявшейся лошадиной мочой, однако он предпочитал ее просторной комнате своего предшественника, который устроил свой кабинет в беленом домике возле западного выгона. Моисей часто повторял, что лошадиные запахи для него все равно что французские духи и что он не хочет, чтобы его отвлекали от дел всякие посторонние мелочи.
Сами стойла сияли чистотой, словно первоклассный отель, и были местом столь же оживленным. Залитый бетоном проход между двумя рядами боксов был выскоблен, а на каждом боксе висела эмалированная табличка, на которой золотыми буквами значилась кличка лошади. Подобный порядок завел еще отец Наоми, и, унаследовав ферму, она не стала его менять. Да и пахло в конюшне гораздо приятнее, чем в конторе Моисея. По этому запаху — лошадей, притираний, соломы, зерна и кожи — Наоми очень скучала в тюрьме, и даже теперь, входя в конюшню, она с наслаждением вдыхала этот замечательный будоражащий запах, для нее он был запахом свободы.
Заметив Моисея, лошади одна за другой поворачивали головы и провожали его грустными лиловыми глазами. У него тоже был свой особенный запах, который они признавали и любили. И, как бы он ни торопился, как бы быстро ни шел по забетонированной Дорожке, у него всегда было время, чтобы потрепать каждую лошадь по холке или шепнуть пару ласковых фраз.
При их появлении подсобные рабочие не прервали работу. Железный закон — работа превыше всего — Наоми установила уже давно, однако ей все равно показалось, что при виде хозяйки вилы и скребницы в их руках двигались с удвоенной быстротой.
— Я собирался отправить ее на пастбище, когда заметил, как она бережет ногу, — пояснил конюх, останавливаясь возле стойла Сирени. — Потом увидел опухоль и подумал, что вы тоже захотите посмотреть.
Моисей неодобрительно фыркнул и вытер руки о засаленную коричневую куртку. Потом он осмотрел глаза молодой кобылы, принюхался к ее дыханию и, нашептывая ей что-то успокоительное, стал опускаться от шеи все ниже и ниже — к ноге.
Опухоль располагалась над самой щеткой и была горячей на ощупь. Стоило Моисею слегка надавить на нее пальцами, как кобыла отпрянула и громко заржала.
— Похоже, она обо что-то ударилась, — вынес приговор Моисей.
— Сегодня утром на ней ездил Рено, — сказала Наоми, припомнив, что жокею пришлось специально приехать на ферму, чтобы провести с Сиренью утреннюю разминку. — Позовите его, если он еще не ушел.
— Хорошо, мэм. — Конюх выскочил за дверь.
— Утром все было нормально. — Наоми прищурилась и, присев рядом с Моисеем, легонько подвигала раненую ногу вперед и назад, следя за напряженностью плечевых мышц.
— Похоже на засечку, — пробормотала она себе под нос, рассматривая обесцвеченное пятно и сгусток крови под кожей. Наверное, ушиблена кость, подумала она. Если повезет, обойдется без фрактуры.
— На следующей неделе Сирень должна была скакать в Саратоге.
— Может, еще и побежит, — отозвался Моисей, но Наоми видела, что он так не думает. Только не с такой ногой.
— Нужно сбить опухоль, — добавил он. — И вообще, неплохо бы позвонить ветеринару. Рентген еще никогда никому не вредил.
— Я этим займусь. И поговорю с Рено. — Наоми выпрямилась и обхватила кобылу за шею. Лошади были для нее выгодным вложением капитала, ее бизнесом, но при всем этом она искренне их любила. — У нее душа чемпиона, Мо. Мне бы не хотелось, чтобы Сирень больше никогда не вышла на старт.
Меньше чем через час Наоми мрачно следила за тем, как ветеринар осматривает больную ногу Сирени. Копыто уже обмыли водой со льдом, и Моисей растирал опухоль раствором уксуса. Ветеринар стоял в сторонке и готовил шприц.
