«Я, не желая вам столь несчастного жребия, – писал князь Цицианов
[367], – советую возыметь попечение о спасении самих себя сохранением высокопречестнейшего Даниила католикоса в невредимости и в приличных сану его почестях; в противном случае не я, но вы будете виноваты в совершенной погибели вашей, и когда восчувствуете достойную по делам вашим месть, тогда раскаяние ваше не поможет столь жалостной участи вашей, имеющей постигнуть вас за упорство некоторых лишившихся разума и понятия людей.
Опомнитесь! Я призываю вас к собственному вашему благу; хан ваш начальник не есть вашего закона, не есть христианин, то и неудивительно, что он прелестью злата и драгоценных каменьев богатого эчмиадзинского монастыря, расхищаемых лже-патриархом Давидом в подкрепление его козней, столь дерзостно поступает с сим почтеннейшим старцем и главою Христовой церкви армянской. Ему, яко магометанину, и закон повелевает гнать христиан; а вас, единого Христа с высокопречестнейшим католикосом Даниилом исповедующих, что к тому понуждает?
Мамед-хан, потребя жизнь его высокопреосвященства в удовлетворение лжепатриарха Давида, совершает веление своего закона, а вы должны дать отчет на страшном суде за предательство, подобное Иудину, сегодня воспоминаемое. При всех сих страданиях и потерянии, быть может, жизни, его высокопреосвящество, быть может, возгласит со Христом: Отче, отпусти им, не ведят бо что творят! Но что вам будет за то? Мамед-хан при приближении моем с войсками, подобно джарцам и белоканцам, уйдет яко святотат с богатствами, и вы, и дома ваши останутся на жертву мечу и пламени. Опомнитесь, повторяю вам, не погубите душ ваших, коль оне не прельщены еще змиею; сообразите кротость правления христианского с лютостью магометанскою; измеряйте тиранство последнего и терпимость первого, – вы увидите, что наше есть в подражание Христовых правил – во святом Евангелии начертанных, а их, в правилах противных.
Одумайтесь и убойтесь! Что я вам говорю, то есть слова не на единой бумаге, но слова, имеющие совершиться прежде, нежели наступающая луна совершит свой месячный круг; вы увидите, что сотоварищи ваши, отсель вас соблазняющие, говоря, что высокославные российские войска не имеют веления достигнуть до вас, доведут вас до последней гибели, новое сие уже поздно будет; вы падете под стопы воинов, и гробы ваши останутся неоплаканными».
Большинство армян не могло, конечно, принять непосредственного участия в выборе патриарха и относилось к этому вопросу безразлично; лица же влиятельные и та часть духовенства, против которого было направлено воззвание, не только оставались глухи к словам князя Цицианова, но, напротив того, усилили еще гонение против Даниила и его партии.
25 мая 1803 года Давид приказал звонить в колокола и привести Даниила пред толпу собравшегося народа.
– Вот тот, – сказал лжепатриарх, – которого вы считали уже мертвым, – еще жив; теперь насыщайтесь зрением; он должен скоро умереть.
– Твой покровитель, – сказал Давид, обращаясь к Даниилу, – бороды не имеет, и ты должен быть подобен ему.
Давид приказал обрить Даниилу голову и бороду.
– В таком образе подобает тебе быть, – заметил с насмешкою лжепатриарх и приказал отвести свою жертву опять в заключение
[368].
С покорностью судьбе переносил Даниил тяжкие страдания и, надеясь на заступничество императора Александра, ожидал скорого прибытия русских войск. Между тем, занятый сначала устройством дел в Грузии, потом военными действиями против лезгин, покорением Ганжинского ханства и, наконец, присоединением к России Мингрелии и Имеретии, князь Цицианов не мог оказать помощи Даниилу ранее половины 1804 года.
В июне этого года главнокомандующий потребовал, чтобы эриванский хан возвел Даниила на патриарший престол, а Давида доставил к нему в Тифлис. «Сия была причина моего разрыва с вами, – писал он, – сия же будет причиной спасения или погибели области Эриванской – другого средства к примирению я не знаю».
Хан молчал, а князь Цицианов, еще 1 апреля, приказал Саратовскому полку выступить из Моздока в Грузию и стягивал к Тифлису все полки, назначенные в состав отряда, оставляя на постах самое ограниченное число войск, необходимых для защиты границы.
Глава 17
Положение наше в Закавказье в политическом и военном отношениях. Известия о сборе персидских войск и приготовлениях Баба-хана к вторжению в Грузию. Эриванский хан приготовляется к обороне. Интриги царевича Александра. Переписка его с разными лицами с целью вызвать волнения в Грузии
Край, подведомственный России за Кавказом, состоял в то время собственно из Грузии и только что покоренного ганжинского ханства (переименованного в Елисаветпольский округ). Небольшое пространство этих двух владений было окружено: с севера и северо-востока осетинами, ингушами и владениями хана Аварского; с востока лезгинскими вольными обществами и владениями кубинского и текинского ханов; с юга к нему прилегали Карабагское и Эриванское ханства, а с запада турецкие владения и только что присоединенное царство Имеретинское. Из этого перечня соседей видно, что наши войска должны были быть всегда в оборонительном положении от вторжений и хищничества. Хотя большая часть этих народов и изъявила покорность России и заключала с князем Цициановым союзные договоры и условия, но мы видели, как сохранялись эти договоры и условия. Можно ли было в будущем положиться на покорность вынужденную и обещания нечистосердечные?
Лезгины беспокоили Кахетию и, переходя в Ахалцих, делали набеги на Карталинию. На преданность имеретинского царя также нельзя было положиться, как то и оказалось впоследствии.
С востока и юга, кроме наблюдения за движениями персиян, необходимо было наблюдать за сопредельными ханами, поведение которых было весьма сомнительно. Сверх того, обитатели подвластных нам татарских дистанций, или округов, при каждом разрыве нашем с Персией действовали по внушению и в пользу последней и тем заставляли иметь за ними самый бдительный надзор.
При таких-то обстоятельствах князь Цицианов думал не только взять Эривань, но и утвердить владычество России между двумя морями, Черным и Каспийским, поставив реку Араке границею между Россиею и Персиею.
Какими же средствами думал главнокомандующий привести в исполнение такое предположение?
В распоряжении его и в Закавказском крае находились полки: Кавказский гренадерский, 9, 15 и 17-й егерские, Тифлисский, Кабардинский, Саратовский и Севастопольский мушкетерские, с их артиллериею (в которой было всего 24 орудия). Кавалерия состояла из Нарвского драгунского и донского казачьего полка, разбросанного по разным постам.
В начале 1804 года войска эти были расположены: на правом фланге, в Карталинии, стоял 9-й Егерский полк
[369]. Центр войск, расположенных в Грузии, находился в Сомхетии и Мтиулете. Тифлисского полка один батальон с двумя орудиями стоял в крепости Цалке. Он должен был охранять границу со стороны Ахалциха и служить для прикрытия учреждаемой там таможни; один батальон того же полка расположен был в Памбаках, для защиты границы со стороны Эривани и для содержания памбакских татар в повиновении. Три роты с орудием охраняли горные промыслы в Борчалинской дистанции; одна рота с орудием стояла в Думанисах, для обеспечения восстановляемых там разоренных деревень и заводимых вновь поселений. 17-й егерский полк с тремя орудиями составлял гарнизон Елисаветпольской (Ганжинской) крепости и оборонял весь округ того же имени.
