28 апреля граф Гудович находился при разоренной крепости Цалке, но и тут снег и холод удержали его трое суток. Располагая 1 мая вступить в пределы турецких владений, главнокомандующий отправил к жителям прокламацию, в которой приглашал туземное население оставаться спокойным и покориться русскому императору. Он писал, что все покорившиеся могут быть уверены в безопасности личной и имущественной; те же, которые станут противиться, испытают все бедствия войны.
С переходом границы войска хотя и встречали незначительные партии турок, но они тотчас же скрывались; большая часть жителей была уведена в горы, со всем своим имуществом. По сю сторону реки Куры были только две крепости: Ахалкалаки – ключ для входа в Ахалцихский пашалык, и Хертвисы, расположенные на самой р. Куре. Последняя не представляла ничего важного в стратегическом отношении, тогда как, имея в своих руках Ахалкалаки, можно было господствовать во всем пашалыке, и потому главнокомандующий решился прежде всего овладеть этой крепостью.
Положение Ахалкалак между двух рек, в углу Ганзы и Кырх-Булака, не дозволило обложить крепости со всех сторон с теми силами, которые были в распоряжении графа Гудовича. К тому же за Кырх-булаком, в горах и в десяти верстах от крепости, собрано было до 2000 человек турецкой конницы, которая всегда находилась бы в тылу облегающего отряда. При малочисленности последнего, такое присутствие неприятеля могло быть весьма опасно, тем более что, по условиям местности, разделенной рекой, взаимная помощь облегающих отрядов была крайне затруднительна. Главнокомандующий предпочел расположиться лагерем в пустой деревне и в двух верстах от Ахалкалак. Под прикрытием крепостного огня турки, в день прибытия русских, пытались сделать вылазку на правый фланг лагеря, но были прогнаны с большим уроном.
Граф Гудович отправил коменданту письмо, в котором уговаривал его сдать крепость, обещая награды и милости как ему, так и дяде его, ахалцихскому паше. Не получив ответа, он приказал заложить батарею на шесть орудий, в 250 саженях от крепости, и бомбардировать ее. Огонь наших орудий не мог нанести большего вреда и даже причинить пожара в городе, во-первых, по незначительности калибра орудий, а во-вторых, и потому, что во всем Ахалцихском пашалыке, подобно Грузии, сакли строились так, что три части находились в земле и лишь четвертая выглядывала над поверхностью. Будучи обложена диким камнем и покрыта землей, каждая такая сакля представляла собой род каземата.
После довольно продолжительного бомбардирования главнокомандующий снова обратился к коменданту с предложением сдать крепость.
«Я в последний раз, – писал он, – советую вам и требую, чтобы вы непременно сдали крепость, ибо я доселе, единственно жалея пролития крови человеческой и следуя неизреченно милосердому сердцу моего всеавгустейшего государя императора, давал вам время опомниться; доселе, говорю, из одного сострадания удерживался от занятия крепости силой непобедимого оружия его императорского величества, но теперь в последнее предваряю, что ожидает вас всех неминуемая гибель, если осмелитесь сопротивляться всепобеждающему российскому оружию. Представлю в пример то только, что крепости турецкие, кои охранены были 25 000 гарнизоном и снабжены многочисленной артиллерию, не могли устоять против высокославных российских войск, коими я тогда начальствовал и теперь командую. Я взял их штурмом, где от одного упорства кровь ваших собратий пролита реками. Анапа, где более 25 000 гарнизона и 120 пушек было, Суджук-Кале и Хаджи-бей примерные тому свидетели. Не говорю уже о побитых в поле, множестве пленных и взятых до 300 орудий.
Показав вам то, что воевать я умею, еще обращаюсь к тем человеколюбивым правилам, кои сродны всегда россиянам, и всегда сохраняются к покоряющимся добровольно оружию его императорского величества. Следуя сим правилам, я уверяю вас моим словом, коему никогда не изменял, что если вы покоритесь, когда сдадите тотчас крепость, то вы сами будете отпущены, а гарнизон получит пощаду и уверенность в своей жизни»
[222].
Комендант не отвечал и продолжал поддерживать огонь по нашему лагерю. Признавая необходимым овладеть Ахалкалакской крепостью, во-первых, для того, чтобы обеспечить сообщение с Тифлисом, а во-вторых, упрочить дальнейшие действия в Ахалцихском пашалыке, граф Гудович решился взять ее штурмом. Защищенная 1500 человеками гарнизона, Ахалкалакская крепость обнесена была толстой каменной стеной, в иных местах очень высокой. С одной стороны стена имела зубцы, весьма удобные для ружейной обороны, с другой – двойные бойницы и каменный банкет; по углам стены были башни. Входные ворота в крепость оказались до половины заложенными диким камнем. Внутри самой крепости, на берегу реки Ганзы, находилась цитадель, с четырьмя башнями и высокой зубчатой стеной.
Имея в строю только 2900 человек пехоты, граф Гудович разделил их на пять частей: на три действующие колонны, одну предназначенную для фальшивой атаки и главный резерв
[223].
Первая колона, в 550 человек, должна была идти по большой дороге, пролегавшей внизу, перейти по мосту через реку, находившуюся на левом фланге, и следовать в предместье, по направлению к большой мечети; оставив здесь резерв, идти к заложенным средним крепостным воротам и левее их приставить к стене лестницы.
Вторая, следуя оврагом, бывшим в правой руке, и обойдя большую угловую башню, ставить лестницы и атаковать цитадель; третья, от мечети взяв влево, идти через предместье на левый угол и, обойдя его, приставлять к стене лестницы.
Таким образом, одна колонна направлена против цитадели от реки Ганзы, а две колонны двинуты со стороны крепости, нами не обложенной, откуда турки могли менее всего ожидать нападения. Две последние колонны находились под начальством самого главнокомандующего, лично распоряжавшегося штурмом. Фальшивая атака направлена была от батареи, и в состав этой колонны назначено только 200 человек.
