Предлагая прислать уполномоченных для переговоров, русское правительство старалось убедить тегеранский двор, что уступка, требуемая Россией, не может быть ни тягостной, ни унизительной для Персии, потому что владения, лежащие по левую сторону рек Куры и Аракса, давно не состоят под властью Персии, за исключением ханств Эриванского и Нахичеванского, которые в совокупности приносят не более 100 000 рублей годового дохода. Доход этот должен считаться ничтожным в сравнении с теми расходами, которые употребляются персидским правительством на военные потребности. Заключив мир, Персия не будет нуждаться в подобных расходах и, сверх того, приобретет многие выгоды. Она достигнет восстановления упадшей торговли и признания Баба-хана в шахском достоинстве; тегеранский двор получит возможность поддерживать внутреннее спокойствие страны и предупредить волнение при перемене правительства, в случае смерти Баба-хана и вступления на престол его наследника, Аббас-Мирзы.
«Утверждение власти родителя вашего в Персии, – писал граф Гудович Аббас-Мирзе, – сопряжено с особыми для вас преимуществами. Неоспоримо то, что личные достоинства ваши, благоразумие и опытность дают вам право на наследство после родителя вашего, но известно, что есть еще ближайший наследник, по праву своего старшинства, который, при первом открывшемся ему удобном случае, может паче чаяния покуситься на отыскание своего права к наследству. Когда же прочно утверждена будет власть вашего родителя в Персии, по восстановлении мира с Россией, в то время, при сильном подкреплении сей великой державы, поддержано может быть и право ваше как законного наследника после родителя вашего…
Нет ни одной державы, как из европейских, так и азиатских, которая бы в отношениях дружественных или неприязненных могла бы иметь большее влияние на Персию как Россия, по смежности своей с персидскими владениями и по могуществу своему. Французская империя, заключенным миром со Всероссийской империей, находится теперь с ней в тесном дружественном союзе, и потому все действия ее не могут уже теперь идти во вред России. Если со стороны Французской империи, во время продолжавшейся войны с Россией, и были сделаны какие-либо обещания Персии, кои относились по тогдашнему времени ко вреду России, то ваше высочество, как опытный и благоразумный муж, сами можете видеть, что при теперешнем союзном и дружеском расположении обеих сих великих держав обещания такие не могут быть исполнены.
Следовательно, взяв положение нынешних владений великого Государя Всероссийского в краю здешнем и рассмотрев положение других европейских держав, нельзя не приметить, что Россия, во всех отношениях, должна иметь важнейшее против других держав влияние на Персию. Англичане, по запутанности дел своих, восстановив против себя почти всю Европу, в теперешнем своем положении, кроме пышных обещаний, кои ими никогда не могут быть исполнены, никакой пользы не принесут для Персии. А турки, коих Персия, как уже всем известно, почитала злейшими своими неприятелями, никогда не могут быть верными ей союзниками. Итак, приязненное или неприязненное расположение России будет всегда наиболее чувствительно для Персии» От 25 марта 1808 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 831..
Тегеранский двор не разделял этих убеждений и все еще надеялся на содействие Наполеона.
Только что прибывший в Персию представитель Франции вел себя двулично и, при помощи интриг, старался скорее поссорить, чем сблизить договаривающихся. Правда, с прибытием в Тегеран подполковника Вреде генерал Гардан старался выставить себя сторонником России и человеком, искренно желающим, чтобы цель приезда русского посланного увенчалась успехом. Гардан выхлопотал барону Вреде две аудиенции у Баба-хана, но эти хлопоты были им предприняты с единственной целью отвлечь внимание нашего правительства от действительных его поступков и сетей, которыми Франция старалась опутать тегеранский двор. Для выгод Франции и имея обширные виды на Персию, тюильрийский двор старался внушить, что при посредстве и содействии Наполеона Персия может рассчитывать на уменьшение требований России и, при заключении мирных условий, избежать территориальной уступки. Поэтому обе аудиенции Вреде у Баба-хана не имели никакого значения. Побранив князя Цицианова, которому приписывал причину и начало неприязненных действий, Баба-Хан спросил Вреде, с кем теперь воюет Россия.
– Победоносным оружием его императорского величества, – отвечал он, – покорена теперь вся Шведская Финляндия.
– А каковы вы с англичанами?
– В неприязни.
– Это хорошо, – заметил властитель Персии, – они и мои неприятели.
Этим и окончились аудиенции
[280].
Тайно поддерживаемый Францией и надеясь на обещания Наполеона, тегеранский двор удерживался от окончательного заключения мирных условий, не соглашался ни на какую уступку, и граф Гудович получил от Аббас-Мирзы ответ, совершенно не соответствовавший желанию русского правительства.
«Я получил письмо вашего сиятельства, – писал наследник персидского престола, – через вашего посланного, подполковника Вреде. Вы пишете, что реки Кура, Араке и Арпачай составляют прямую линию, созданную всеведущим Богом для определения границ между двумя державами. Вашему сиятельству небезызвестно, что многие воды в окрестности Моздока составляли границу между Персией и Россией и что они также прямой линией разделяли владения двух держав. Еще вы пишете, что Персия от оспариваемых владений никакой пользы не извлекала, следовательно, пожертвовать этими маловажными частями государства, имея в виду важнейшую пользу от дружбы с Россией, не должно составлять большего затруднения. На это я отвечаю, что и Россия от оспариваемых владений пользы не имеет. В таком случае, по здравому рассудку явствует, что бесполезным владениям лучше быть в руках старого владетеля, чем в руках похитителя…
Вы, по своему мнению, поставляете мне на вид, что Франция, вступившая теперь с Россией в дружбу, не исполнит данных нам прежде обещаний, но это не может служить уроном нашего правительства, и это не обяжет нас отказаться от покровительства нашим владениям и не выказывать энергии и мужества в этом отношении. Наше правительство, со дня заключения дружбы с Францией, никогда не имело случая обвинить ее в нарушении обета и убеждено, что если Франция действительно была бы шатка в своих обещаниях, то Россия, отличающаяся дальновидностью и прозорливостью, не доверилась бы ее дружбе, после столь продолжительной вражды. В этих мыслях, после приезда вашего посланного, барона Вреде, решение всех ваших вопросов наш двор предоставил французскому правительству, а вместе с тем предписал нашему чрезвычайному посланнику, Аскер-хану, пребывающему во Франции, чтобы он, по совету его величества императора французов, вступил в переговоры с графом Толстым, русским министром в Париже, и заключил с ним трактат дружбы Персии, Франции и России»
[281].
Аббас-Мирза, по совету Гардана, предлагал заключить перемирие на год, но граф Гудович не соглашался и требовал скорейшего заключения мира. Мирза-Шефи, визирь Баба-хана, писал, что мир может быть заключен, но не иначе как под условием, чтобы каждая из двух держав владела своим древним достоянием. Сам Гардан, отвечая на письмо графа Гудовича, уверял его, что употребляет все усилия, чтобы сделать угодное русскому правительству, но что труды его, в этом отношении, парализуются крайней подозрительностью и недоверчивостью персиян. По мнению французского министра, самым лучшим средством к уничтожению недоверчивости и недоразумений было бы перенесение мирных переговоров в Париж. Искавший главенства во всем, император Наполеон желал принять опеку над Персией и непосредственное участие в переговорах наших с этой державой, но русское правительство не могло допустить подобного вмешательства, и император Александр не изъявил согласия на предложение французского министра. «Сколько ни уверен я в дружественных расположениях сего государя (Наполеона), – писал император графу Гудовичу, – не могу согласиться на перенесение мирной негоциации в Париж, по причине отдаления сего места от персидских границ»
[282]. Главнокомандующему поручено объявить тегеранскому двору, что удовлетворение его желаний послужит только еще к более медленному восстановлению мирных отношений и потому не может быть допущено русским правительством. В случае упорства персиян и отказа прислать уполномоченных графу Гудовичу разрешено было действовать по своему усмотрению, и если признает полезным, то открыть военные действия.
