– Я давно знал, что так будет, – говорил с неудовольствием Мустафа-хан Ширванский, получив прокламацию Ермолова.
Назначенные для введения русского правления в Шекинской области, генерал-майор Ахвердов и правитель канцелярии главнокомандующего, ст. сов. Могилевский, 17 августа прибыли в г. Пуху и на следующий день пригласили к себе беков, управлявших магалами. В Шекинской области было все спокойно, и народ, за исключением нескольких лиц, облагодетельствованных покойным Измаил-ханом, сам желал введения русского управления.
22 августа объявлено в г. Нухе воззвание главнокомандующего, и шекинцы приведены к присяге; ханские грамоты и знамя отобраны от семейства покойного. В г. Нухе введен городовой суд, под председательством коменданта и при участии судей, выбранных от общества. Шекинцы толпами спешили в суд с заявлением претензий на хойцев и были чрезвычайно довольны скорым решением дел. Претензий этих было так много, что главнокомандующий признал необходимым прекратить все иски и выслать хойцев в Персию. 30 сентября они в числе 130 семейств, в которых считалось 632 души, были отправлены под конвоем в Карабаг и далее за границу.
Глава 16
Меры к приведению в известность церковного имущества в Имеретин, Мингрелии и Гурии. Волнения в Имеретин. Письмо князя Левана Дадиана Ермолову. Воззвание Вельяминова имеретинам. Отправление войск в Имеретию. Просьбы имеретин. Деятельность имеретинского духовенства. Воззвание генерал-майора Сысоева имеретинам. Собрание в нескольких пунктах вооруженных жителей. Воззвание А.П. Ермолова и предположение его об удалении в Россию имеретинских митрополитов Досифея и Евфимия
По высочайше утвержденному 28 декабря 1818 г. докладу Синода, в Имеретин, Гурии и Мингрелии было положено для каждой области установить по одной только епархии вместо девяти, там существовавших. Доходы с церковных имений повелено было соединить с теми, которые собирались в Грузии, и из них уделять 10 тысяч рублей на расходы по Осетинской духовной комиссии. Сумма эта должна была разделяться таким образом, что грузинская епархия вносила 5 тысяч рублей, а остальные деньги были распределены на Имеретинскую, Мингрельскую и Гурийскую епархии, соразмерно их доходам.
Для определения количества последних необходимо было собрать сведения о числе церквей, бывших в Имеретин, Мингрелии и Гурии, о количестве доходов каждой и о числе приписанных к церквам имений. Желая собрать эти сведения с большею точностью, экзарх Грузии, архиепископ Феофилакт
[523], решился сам отправиться в Имеретию, а в Мингрелию и Гурию послал квабтахевского архимандрита Афанасия и прокурора синодальной конторы Чиляева. Ермолов советовал экзарху несколько обождать преобразованием духовной части в Имеретин, Мингрелии и Гурии и предупреждал, что, по грубости населения, из-за этого вопроса могут возникнуть беспокойства. Но Феофилакт не послушал и, прибыв в Кутаис, отправил бывших при нем чиновников в Кутаисский, Бакинский и другие округи, для собрания необходимых сведений по духовной части и описания церковных имений.
Посланным было поручено: 1) составить описание архиерейских домов с соборными при них церквами и со штатом служащих при них духовных и мирских; 2) монастырей с настоятелями и монашествующими; 3) приходских церквей, домов и белого духовенства; 4) церковных крестьян с имениями; 5) церковных дворян, не принадлежащих к свите властей епаршеских, и 6) описывая крестьян, имущества и доходы церковные, иметь в виду обращение продуктов в денежный сбор и прибавку повинности в таких только местах, где усмотрено будет в церковных крестьянах непринужденное на то согласие
[524].
Едва только чиновники появились в округах, как были встречены самым неприязненным образом имеретинским духовенством, во главе которого стоял митрополит Кутатель (Кутаисский) Досифей, поступки и действия которого были весьма далеки от кротости и смирения, подобающих его высокому духовному сану. Обширные связи Досифея с духовенством доставляли ему сильную партию приверженцев, которою он управлял тем удобнее, что имеретинское дворянство не имело никакого образования «и едва ли еще не менее свойств благородных»
[525].
«Исключая собственно Грузию, т. е. Карталинию и Кахетию, – писал Ермолов
[526], – где молодые люди княжеского и дворянского происхождения приметно ищут пользоваться способами просвещения, можно сказать об Имеретин, Гурии и Мингрелии, что почти все находящееся в них дворянство, заимствуя все пороки и разврат от соседей, долгое время господствовавших над ними, дало укрепиться коварству, неблагодарности и наклонности к измене до такой степени, что класс дворянства похож более на шайку разбойников, нежели на отличное сие сословие. Здесь дворянство служит примером и одобрением всякого злодейства; народ простой вообще наклонностей добрых. Недавно сие дворянство обуздывала власть царей неограниченная; скорый переход и без всякой постепенности к власти кроткой и снисходительной медленно смиряет своевольства».
Алчное «свыше воображения» и жадное к наживе, дворянство упорно противилось всему тому, что ограничивало его произвол, и если припомнить, что среди духовенства находились люди, принадлежавшие к знатнейшим дворянским фамилиям, то станет ясным, почему Досифей имел поддержку и среди дворян.
Уменьшение числа церквей и приходов было необходимо потому, что число духовенства, а следовательно, и лиц, пользовавшихся особыми привилегиями, было несоразмерно велико по сравнению с общим числом населения, приходы были малы, доходы ограничены, и церкви не имели никакого благолепия.
Но с уменьшением числа приходов принты оставались без должностей и принуждены были трудами снискивать то, что до сих пор получали от доброхотных пожертвований прихожан. Естественно, что духовенство неприязненно смотрело на преобразования, лишавшие его возможности пользоваться чужим трудом и расходовать безотчетно принадлежащие церквам доходы.
Привыкшее к не ограниченной ничем власти над народом, имеретинское духовенство достигало этого без труда, несмотря на все свое невежество, потому что народ был еще грубее. Духовенство понимало зависимость от кого бы то ни было не иначе, как уничтожение права на уважение. Неравнодушное ко всякого рода выгодам и приобретениям, принимая очень близко к сердцу малейшую потерю доходов, не неся ни малейших трудов и едва исполняя лежащие на нем духовные требы, имеретинское духовенство не могло относиться равнодушно к предстоявшим преобразованиям. «Я здесь, – писал позже Ермолов П.А. Кикину
[527], – по обязанностям моим, ближе вас в церкви, ибо беспрерывно обороняюсь от ее присвоений и понимаю, что значило, когда обладала она имениями в России. Здесь не более нашего ловко духовенство и достаточно ощутительно, что со священными хищниками ничто в алчности сравниться не может».
