В отношении своем к графу Нессельроде Ермолов писал, что персияне желают войны, и в особенности Аббас-Мирза, успевший убедить отца, что война эта прославит его и доставит желаемые выгоды. Положившись во всем на сына-наследника, шах не вмешивался в спорный вопрос о разграничении, и Аббас-Мирза стал предъявлять требования о новых уступках. Возвратившийся из Петербурга персидский посланный Мамед-Али-хан внушил ему, что стоит только принести жалобу на Ермолова, и все просьбы тегеранского двора будут удовлетворены петербургским кабинетом, так как один только главнокомандующий противится уступкам.
«Я должен повторить, – писал Алексей Петрович
[770], – что предложения Аббас-Мирзы дерзки, и я нарушил бы обязанности мои, если бы только сказал, что они невыгодны для нас: его предложения не соответствуют достоинству империи, а исполнение их уничижит нас во мнении покорствующих нам в сей стране народов, которых все внимание обращено на предмет сей. Не будет меры прихотливым и наглым требованиям персиян, и успех их в теперешнем случае будет иметь вредное влияние на мусульманские наши провинции (с которыми имеют персияне тайные сношения) и на спокойствие оных».
Желая сохранить полное беспристрастие, Ермолов просил поручить обозрение границ, помимо его, другому доверенному лицу, но не ручался, чтобы прежде чем будет решен вопрос о границах и даже тогда, когда чиновник персидский будет находиться в Петербурге, не последовало неприязненных действий, ибо персияне и теперь собирали войска и делали вторжения в наши границы.
Главнокомандующий просил императора обратить внимание на сообщение его министру иностранных дел, на вышеприведенное нами донесение Мазаровича и указать ему дальнейший путь действий.
В Петербурге не верили, однако же, в возможность разрыва, и главнокомандующему поручено было употребить все усилия к сохранению мира.
«Препоручение, данное вами Мазаровичу, – писал император Александр Ермолову
[771], – я совершенно одобряю. Оно согласно с миролюбивыми моими видами и общим ходом нашей политики. Личные объяснения с шахом о предполагаемом разграничении, вследствие данных вами наставлений, будут персидскому правительству новым доказательством, сколь искренно мы желаем утвердить дружеские с ним связи и отклонить все возможные поводы ко взаимным неудовольствиям.
Отдавая полную справедливость усердию вашему к пользам отечества и уважая мнения ваши о делах службы, я не могу однако же разделить опасений ваших на счет военных замыслов персиян против России. Быть может, что встретится еще много затруднений в переговорах с министрами шаха и Аббас-Мирзы; быть может, что они пребудут неуклончивы и долго еще не согласятся уступить то, чего мы, по уверению их, не имеем права требовать на основании точных слов Гюлистанского трактата. Но из сего трудно заключить, чтобы они решительно готовились к нападению и хотели силою овладеть уступленными и присоединенными к Грузии областями. До сих пор мы не видали в персидском правительстве признаков подобного ослепления, ни в шахе – воинственного духа; напротив того, все дошедшие до нас известия и самые донесения нашего поверенного в делах свидетельствуют о его наклонности к миру. В таковых мыслях утверждает меня и последнее письмо Мирзы-Абуль-Хасан-хана, с коего список доставит вам граф Нессельроде, равно как и с его ответа, мною одобренного.
По сим причинам я не могу предполагать в шахе намерения действовать наступательно против России и ожидаю от Персии если не искренней дружбы, то по крайней мере соблюдения мира.
С другой же стороны, происшествия на Кубани и в особенности случившиеся в Чечне неприятные последствия общего в той стороне возмущения делают всякое наступательное движение против Персии весьма неуместным. Нам нужно прежде восстановить в собственных наших владениях и окружающих оные народах совершенное спокойствие и порядок; нужно стараться истребить возмущение решительным действием для наказания тех из возмутителей, кои покажут себя упорнейшими, а увлеченных, но готовых к покорности привести к повиновению мерами кротости. На каковой конец войска будут с пользою употреблены в своих границах.
Итак, с нашей стороны нужно принять непременным правилом охранение существующего с Персиею мира. Все действия ваши должны быть устремлены к сей главной и полезной цели, и я желаю, чтобы вверенные надзору вашему сношения с Персиею были соответственно тому учреждены».
После такого категорического изложения воли императора Александра главнокомандующий принужден был предоставить течение внешних дел произволу персиян, а самому оставаться почти праздным зрителем совершающихся событий.
Глава 24
Неприязненные отношения Персии к России. Переписка генерала Вельяминова с Аббас-Мирзою по поводу враждебных поступков эриванского хана. Интриги наследника персидского престола в мусульманских наших провинциях. Просьба Ермолова об усилении его войсками. Кончина императора Александра I. Положение А.П. Ермолова. Его намерение оставить край. Усложнение переговоров с тегеранским двором. Приготовления персиян к военным действиям. Назначение князя Меншикова послом в Персию. Поручение, ему данное. Рескрипт императора Николая Ермолову
Миролюбивые намерения шаха не согласовались с видами его наследника, многочисленных его приближенных и правителей пограничных областей. В то время, когда Фетх-Али-шах уверял Ермолова в непреклонном желании сохранить мир и дружественные отношения с Россиею, эриванский сердарь, пользуясь разрешением пасти баранов и завести кутаны на территории, занятой нашими войсками, насильственным образом отодвигал наши посты с Гили, от озера Гохчи и с Садага-Хача. Мало того, Хусейн-хан Эриванский стал учреждать там новые поселения, в полном убеждении, что они, при составлении окончательного акта о разграничении, лучше всего убедят русское правительство в несомненной принадлежности этих мест Персии.
Получив известие о таких поступках эриванского хана, Ермолов приказал главному казахскому приставу, полковнику Сагинову, усилить посты по Делижанскому ущелью и расположить их сколь можно ближе к новозаводимым персидским селениям. Командиру же Тифлисского полка, полковнику князю Саварсемидзе, приказано было по сю сторону реки Балык-Чая поставить одну роту с орудием. Так как целью этого поста было недозволение персиянам
селиться на нашей стороне Балык-Чая, то Саварсемидзе должен был следить за всеми движениями персиян и отражать силу силою. «Корпусный командир, – писал при этом Вельяминов полковнику князю Саварсемидзе
[772], – зная вашу ревность, ожидает, что ловкостью и расторопностью своею не допустите сердаря (Эриванского) распространить поселения или на первом шагу будете уметь ему наскучить».
Вместе с тем Вельяминов просил Аббас-Мирзу укротить буйственные поступки эриванского сердаря, столь мало соответствующие дружественным отношениям, существующим между двумя государствами
[773]. Но наследник персидского престола, по-видимому, одобрял поступки Хусейн-хана и стал доказывать, что пункты, занятые сердарем, принадлежат Персии. Не отрицая этого, кавказское начальство говорило, что они занимаются нашими войсками на основании status quo ad praesentem и могут быть возвращены Персии только по окончании разграничения; что точно на таком же основании персияне занимают пространство земли между реками Капанак-Чудур, хотя по Гюлистанскому трактату оно должно поступить во владение России. Доводы эти казались тегеранскому двору не достаточно убедительными, и генерал Вельяминов принужден был заявить категорически, что насильственным поступкам эриванского сердаря он должен будет противопоставить силу.
