А.П. Ермолов отправлялся в Персию в такое время, когда Россия, победоносно окончив продолжительную войну, даровала Европе мир и спокойствие. Первенствующее положение России среди европейских держав давало возможность ее послу убедить тегеранский двор в необходимости сохранять мир и дружбу с русским правительством. Победы, одержанные над персиянами лишь незначительною частью наших сил, должны были указать шаху и его советникам на опасность нарушения дружбы в то время, когда Россия могла располагать всеми своими боевыми средствами. При таких условиях А.П. Ермолову не трудно было утвердить шаха и его министров в том мнении, что для блага Персии необходимо ей быть в мире с Россиею и, следовательно, не домогаться возвращения того, что уступлено по трактату.
«По моим правилам, – говорил император Александр, – я не имею даже в помышлении воспользоваться превосходством сил моих, дабы принудить их к новым уступкам. Вся цель сношений моих в Азии состоит токмо в том, чтобы сохранился мир и водворилось спокойствие между народом, сопредельным в том крае с российскими владениями, ибо, под сенью мира и общего спокойствия, я надеюсь утвердить благосостояние и распространить просвещение в землях, лежащих за Кавказом, а также довершить постепенное покорение народов, на нем обитающих».
Миролюбивые виды императора должны были лечь в основание поступков посла, и его поведение должно было клониться только к тому, чтобы укрепить дружбу и ни в каком случае не нарушить ее. Зная пылкий, впечатлительный и упорный характер Ермолова, император советовал ему строго следовать персидскому этикету. «В азиатском церемониале, – писал государь, – заключается много таких вещей, которые по своей необыкновенности часто кажутся для европейцев неприличными; в таковых случаях будьте вообще сговорчивы, ибо нетрудно различить то, что относится просто к обычаям, от таких вещей, кои можно почесть за унижение»
[294]. Мы увидим впоследствии, что Алексей Петрович не вполне последовал этому совету и почти совершенно отказался исполнить требования персидского правительства относительно этикета.
Приняв наставления, Ермолов в начале августа выехал из Петербурга, пробыл несколько дней в Москве в свите государя
[295], и затем в сентябре отправился в Тифлис.
Глава 11
Прибытие Ермолова в Тифлис. Число войск на Кавказской линии и в Закавказье. Состояние поселенных казачьих войск. Положение края и пограничных дел с Персией. Вопрос о вызове царевича Александра в Россию. Мнение Ермолова о невозможности уступки Персии территориальных приобретений
Вечером 10 октября Ермолов прибыл в Тифлис и 12-го числа объявил «всем новым по службе товарищам» о своем вступлении в управление краем и командование войсками, состоявшими из 2 гренадерских, 1 карабинерного, 8 пехотных и 4 егерских полков. Полки эти были разделены на две дивизии (19 и 20) и на одну резервную бригаду
[296]. Кавалерия состояла из Нижегородского драгунского
[297] и 15 донских казачьих полков
[298], сборного линейного полка
[299] и команды астраханских казаков
[300]. При корпусе находились: 6 артиллерийских рот
[301], конно-артиллерийская казачья команда
[302], 3 гарнизонных полка и 6 гарнизонных батальонов
[303].
Таким образом, подвижная или действующая часть боевых сил пехоты простиралась до 45 000 штыков штатного состава, 6926 человек кавалерии и 131 орудия (48 батарейных, 60 легких и 24 конно-казачьих). Из этого числа лишь третья часть могла находиться на Кавказской линии, главнейшую охрану которой составляли поселенные казачьи войска: Гребенское, Терское-семейное, Терское-Кизлярское; казачьи полки: Кубанский, Кавказский, Хоперский, Волгский, Моздокский и Моздокская горская команда с причисленною к ней Луковскою станицею.
