Иран, являвшийся, наряду с СССР, одной из мишеней джихада, развернутого под руководством суннитов в Афганистане, сразу же осознал, какие возможности ему предоставляет Босния. Разрабатывая механизмы боснийского джихада и его интернационализации под эгидой Тегерана, Иран рассчитывал на то, что вновь обретет ключевую роль в процессе, на обочине которого оказались шииты. К тому же исламская революция 1979 года с ее «современным» духом была куда более привлекательной для ПДД, чем косный ваххабизм, что показал и процесс 1983 года. Таким образом, с 1992 года иранское оружие через Хорватию начало поставляться в Сараево. Затем несколько сотен «Стражей Революции» обосновались в Боснии, как в Ливане 1982 года, а в городах с преимущественно боснийским или смешанным населением (среди них Мостар) открылись иранские культурные центры. Тегеран активизировал свою деятельность в рамках Организации Исламской конференции, ставя под сомнение правомерность претензий на гегемонию Саудовской Аравии, которая нехотя, по мнению Ирана, помогала притесняемым в Боснии мусульманам. У Эр-Рияда были все основания осторожничать: он совсем не стремился к вовлечению в конфликт на европейской территории. Что касается суннитских государств, они гораздо более скептически, чем во время афганской войны, смотрели на перспективу раздувания пламени нового мирового джихада. Десятью годами ранее доморощенных джихадистов отправляли в Афганистан в надежде от них избавиться. А по возвращении на родину, в Алжир и Египет, эти «арабские афганцы» обращали накопленный боевой опыт против государства. Поддержка Боснии, таким образом, была жестко ограничена и сводилась во избежание прямого вовлечения в конфликт к гуманитарной помощи. Со стороны высших улемов Саудовской Аравии не последовало ни одного призыва к мировому джихаду. Не было ни колоссальных финансовых вливаний, ни сколь-нибудь значимой поддержки ЦРУ. Саудовская помощь Боснии составила, по приблизительным оценкам, около 150 миллионов долларов – копейки по сравнению с минимум четырьмя миллиардами, выделенными Афганистану в предыдущем десятилетии.
С другой стороны, в Боснию прибыло около 2 тысяч закаленных в боях салафитов-джихадистов, в большинстве своем выходцев с Аравийского полуострова и из Египта. Они объединились в бригаду «Эль-Муджахидун», которая вела кровавые бои с сербской армией. На пропагандистских фотографиях обоих лагерей участники боев стремились перещеголять друг друга в жестокости (способом, который будет воспроизведен, только с куда большей дикостью, в видеороликах ИГИЛ двадцать лет спустя), потрясая отрезанными головами врагов. Джихадисты представляли себя спасителями боснийских единоверцев от уничтожения «крестоносцами», но джихад так и не привился на балканской почве, несмотря на активный прозелитизм салафитов. Те считали, что освобождают завоеванную территорию, и призваны «очистить» балканский ислам, замешанный на мистицизме и синкретизме, но отклика их энтузиазм, мягко говоря, не встретил. Еще одним фактором, помешавшим распространению джихада, стали Дейтонские мирные соглашения. Подписанные 15 декабря 1995 года по инициативе США и Европы, они ставили условием мира уход «иностранных добровольцев». Тем не менее, несмотря на поражение в целом, боснийский джихад будет служить беспрецедентным примером: одновременно с переносом алжирского джихада на французскую землю он показал, что Европа может стать полигоном для процесса исламизации при наличии двух условий – оружия в руках и террора как руководящего принципа в головах. 29 марта 1996 года джихадистов, побывавших в Боснии и готовивших теракт во Франции, обнаружили на их явке во французском городе Рубе на границе с Бельгией. Несколько из них погибло во время взрыва дома, еще один пристрелен бельгийскими полицейскими при попытке к бегству. Следующие двадцать лет их главарь и за решеткой будет поддерживать контакты с новым поколением джихадистов на севере Франции. Эта франко-бельгийская ось напомнит о себе участием в терактах 2015 года, особенно в бойне 13 ноября в концертном зале «Батаклан» и во взрывах возле «Стад де Франс».
«Джихадизация» палестинского конфликта
Палестино-израильское противостояние стало еще одним конфликтом, подвергшимся в девяностые радикальной «джихадизации». Даже при наличии таких факторов, как Палестинская автономия и возвращение Ясира Арафата, ХАМАС продолжал усиливаться. Равняясь на ливанскую «Хизбаллу» и ее иранских покровителей, он перехватил идеологию, связанную с главным «арабским вопросом», увязав ее с принципом исламизации политики. ХАМАС все чаще прибегал к крайним мерам, используя террористов-смертников, чтобы воспрепятствовать ужесточению премьером Нетаньяху израильской политики и процессу мирного урегулирования. Именно этот алгоритм действий впоследствии был взят на вооружение международным джихадизмом и доведен до совершенства «аль-Каидой».
Война в Персидском заливе 1990–1991 годов ослабила одновременно и ООП, и Израиль, вынудив противников сесть за стол переговоров. Действительно, выпустив несколько «Скадов» в направлении Израиля, Саддам Хусейн встряхнул «палестинскую улицу», уставшую от бездействия арабских лидеров. Риторика Насера о ликвидации еврейского государства военным путем вновь обрела для этой улицы реальные очертания. Аннексируя Кувейт, Саддам мог превратить Ирак в нового арабского нефтяного гиганта, который использует свои несметные богатства для достижения этой цели. Арафат с энтузиазмом отреагировал на такую перспективу. Разгром армий Саддама существенно ослабил диктатора, в том числе тем, что им воспользовались курды, получившие автономию. Тем не менее международная коалиция, действовавшая в рамках операции «Буря в пустыне», позволила ему остаться у власти в Багдаде. Смысл был в том, чтобы не позволить шиитскому большинству взять под контроль Ирак (чего оно все равно 12 лет спустя добилось, после того как США и их союзники вторглись в страну в 2003 году). Кувейтская катастрофа имела серьезнейшие последствия для ООП: нефтяные монархии Персидского залива в наказание тут же перераспределили финансовые потоки в пользу ее соперника ХАМАС. А Советский Союз, последняя соломинка ООП, после падения Берлинской стены в ноябре 1989 года фактически лишился статуса сверхдержавы. Что касается Израиля, ему рекомендовали воздержаться от акций возмездия за иракские «Скады» из опасений, что арабы преодолеют свои разногласия и объединятся с Багдадом против «сионистской атаки», что усложнило бы задачи коалиции. США при Джордже Буше-старшем, самом «нефтяном» из всех американских президентов, тем самым выбили почву из-под ног Израиля и отправили его за стол переговоров без козырей в рукаве.
Перед США эти переговоры открывали соблазнительную перспективу. Прежде всего, в Вашингтоне надеялись, что они положат конец затянувшемуся арабо-израильскому конфликту. Нефтяные монархии, в последний момент спасенные от угрозы со стороны Ирака американскими военными, должны будут, заглаживая вину за последствия войны 1973 года, прекратить шантаж нефтью и в дальнейшем следовать указаниям из Белого дома. После того как, благодаря усилиям Джимми Картера в 1979 году был подписан египетско-израильский мирный договор, выводивший Египет из игры, в окружении Буша-старшего рассчитывали, что он нейтрализует досадную помеху в виде ООП. Одновременно росли ожидания, что он ограничит влияние произраильских сил в Конгрессе (его попытки добиться этого вызовут враждебность с их стороны и будут стоить ему победы на президентских выборах 1992 года). Таким образом, Буш располагал исключительными по убедительности аргументами для мирного урегулирования палестино-израильского конфликта. Эта надежда обрела конкретные очертания на Мадридской конференции, открывшейся в декабре 1991 года, в которой палестинский представитель, неофициально связанный с ООП, участвовал в составе иорданской делегации. Тем временем организация Арафата теряла влияние на фоне роста авторитета ХАМАС.
