Буазизи и представить не мог, как истолкуют этот жест отчаяния в его родном городе представители движения «дипломированных безработных» и оппозиционные профсоюзные деятели, близкие к радикальным марксистам. Он стал воплощением эксплуатируемого «народа-мученика», а со временем обрел статус легенды. В результате последующей мифологизации он превратился в икону «арабских революций», прокатившихся в 2011 году от Туниса до Бахрейна под лозунгом: «Народ требует падения режима» («аш-Шааб йурид искат ан-низам»).
Представление о народе, обретающего суверенитет через «демократию» («власть народа», от греческого «демос» – «народ») идет вразрез с канонами ислама, противопоставляющего ему понятие «умма», или община правоверных. Принадлежность к этой общности определяется, во-первых, религиозными убеждениями личности, во-вторых, степенью участия в превращении норм шариата в закон, обязательный для всех. Для салафитов не существует понятия народовластия, поскольку границы власти очерчивает только Аллах. Ни один политический институт не вправе устанавливать законы, не блюдя Его слово.
Угроза, которую стала представлять собой «аль-Каида», ударившая США в самое сердце, заставила Вашингтон закрывать глаза на тоталитаризм и коррумпированность режимов в ближневосточно-средиземноморском регионе до тех пор, пока те служили заслоном от джихадистского террора. Ободренные столь снисходительным отношением три деспота, правившие в восточной части североафриканского побережья Средиземного моря, отличались завидным политическим долголетием. Зин аль-Абидин Бен Али пробыл в должности президента Туниса около четверти века (с ноября 1987 года по январь 2011 года), Муаммар Каддафи во главе Ливии – почти сорок два года (с августа 1969 по август 2011 года), Хосни Мубарак правил Египтом три десятилетия (с октября 1981 года по февраль 2011 года).
Вследствие крайней ненасытности властей даже представители тех самых привилегированных классов, которые извлекали выгоду из отсутствия общественных свобод, в конечном итоге пострадали от политических режимов, которые вследствие безграничной коррупции, хищничества и кумовства утратили значительную часть своей социальной базы. Способствовали этому династийные интересы всех трех деспотов. Бен Али осыпал исключительными привилегиями Лейлу Трабелси, свою вторую жену, парикмахера по профессии, и многочисленную родню. Мубарак вел себя так же по отношению к своему сыну Гамалю, а Каддафи проявлял не меньшую отцовскую любовь к своему старшему сыну Сейф аль-Исламу и его братьям. Такое поведение отталкивало от властей тунисскую и египетскую буржуазию, и то, что еще оставалось от этого класса в Ливии. Этот городской средний класс, из которого формировался офицерский состав, быстро отмежевался от своих режимов. Несколько недель волнений, и офицерство уже готово было вступать в альянс, пусть и временный, с обездоленной молодежью, чтобы ускорить процесс смены режима.
Об этом свидетельствует тот факт, что генеральный штаб тунисской армии отказался помочь полиции в подавлении выступлений в столице. Армейская верхушка еще более наглядно обозначила, на чьей стороне ее симпатии 14 января 2011 года, когда не прошло и месяца со дня самосожжения Буазизи, посадив Бен Али в самолет, унесший диктатора из страны. Аналогичным образом египетский Высший совет Вооруженных сил 11 февраля, спустя всего восемнадцать дней после начала оккупации площади Тахрир в Каире, сместил Мубарака, сделав невероятно популярным лозунг: «Армия и народ – пальцы одной руки» («эль-Гейш ва-ш-шааб ид вахид»).
К бездарному управлению, становившемуся только хуже в течение первого десятилетия XXI века, добавлялись сопряженные с этим структурные проблемы и непредвиденные изменения экономической конъюнктуры, сыгравшие роль спускового крючка. В опубликованном ОЭСР в декабре 2011 года докладе, озаглавленном «Социально-экономическое положение государств Северной Африки и Ближнего Востока и его влияние на события 2011 года», обращал на себя внимание небывалый рост безработицы среди молодежи в 2005–2010 годах. Только в нефтяных монархиях, входивших в состав Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ), показатели безработицы размывались за счет массовой занятости на госслужбе. В остальных странах региона уровень безработицы был самым высоким в мире после «Черной Африки» – неудивительно, учитывая то, что лица моложе двадцати пяти лет составляли половину населения (в Йемене этот показатель был самым высоким и достигал 65 %).
Демографические показатели росли быстрее экономических, а раздутый государственный сектор все активнее подминал под себя частный. Особенно показательны в этом отношении Тунис, который восстание охватило первым и где ассоциации «дипломированных безработных» сыграли главную роль, и Египет. В 2010 году безработица в этих странах затронула соответственно по 30 % и 25 % населения в возрастной категории от 15 до 24 лет. Что еще хуже, уровень безработицы среди обладателей дипломов о высшем образовании в обеих странах, только по официальным данным, достиг 15 % (в действительности он, разумеется, был выше). Именно эти молодые образованные люди стали движущей силой восстания и авторами его первых лозунгов. Так проявлялся в регионе давно подмеченный социологами феномен, названный «относительная депривация» элит, которым на заре революционного процесса перекрывалось восхождение по социальной лестнице.
Наконец, на поверхность вышли вопросы, не разрешавшиеся на протяжении всего десятилетия: взлет цен на продовольствие в 2008–2010 годах, последствия потепления климата и пожары, уничтожившие на корню урожай зерна множества стран-экспортеров – от Австралии до России. При этом арабский мир являлся чистым импортером зерновых, цены на которые с конца 2009 года до начала 2011 года в среднем выросли на треть. Помимо этого, наблюдалось подорожание нефти, оказывавшее серьезное негативное воздействие на страны, мало или вовсе ее не добывавшие, такие как Тунис, Египет, Йемен, Бахрейн и Сирия, уже затронутые восстаниями. В 2009–2011 годах цена на нефть поднялась с 62 до 103 долларов за баррель, в результате чего вдвое вздорожали газовые баллоны, широко использующиеся в быту.
Историкам и экономистам давно известно, что рост цен на зерно и муку стал одним из ключевых факторов начала Великой французской революции в июле 1789 года, когда на хлеб могло уйти до половины доходов простолюдина. В современном арабском мире (за исключением нефтяных монархий) продовольствие неизменно занимает значительную часть потребительской корзины как низов общества, так и нижней прослойки среднего класса. Резкий скачок цен на продовольственные товары спровоцировал социальный взрыв зимой 2010/2011 года, усилив недоверие людей к режимам, с деспотизмом которых мирились до тех пор, пока сохранялись перспективы, пусть и туманные, на повышение уровня жизни. Теперь же, в столь беспросветной обстановке, лозунг египетской левой оппозиции «Кифая!» («Хватит!»), остававшийся до тех пор гласом вопиющего в пустыне, раздавался повсюду. А на улицах Туниса обличения магрибинцами-франкофонами властей сопровождались призывом в их адрес «Дигаж!» («Долой!»).
Падение режима или религиозный раскол
Оглядываясь на многочисленные повороты и хитросплетения, характерные для каждого из шести главных восстаний зимы 2010/2011 года, в ретроспективе можно выделить два их основных типа. В каждом из них, в свою очередь, отражены по три национальных восстания.
