Проведенные в том же году парламентские и президентские выборы принесли победу светской партии «Нидаа Тунис», основатель которой стал в декабре главой государства. Внутрипартийные разногласия, впрочем, вынудили президента обратиться за поддержкой к бывшим конкурентам – партии «ан-Нахда», результатом чего стало формирование 26 августа 2016 года правительства национального единства. Эта «большая коалиция по-тунисски» понизила градус политической напряженности и способствовала демократизации исламистской партии. Но она оставалась громоздкой конструкцией, не успевавшей решать самые насущные вопросы. Политическая эквилибристика была неприемлема для общества, экономика которого не справлялась с коррупцией. Тем временем соседняя Ливия трещала по швам, и постоянно маячившая на горизонте угроза терроризма вынуждала правительство отстегивать все больше бюджетных средств на борьбу с ней.
Потрясшие весь мир в 2015 году нападения на туристов в музее Бардо и на бальнеологическом курорте напомнили, что Тунис являлся для «Исламского государства» одним из крупнейших поставщиков иностранных наемников (по разным оценкам, от четырех до шести тысяч человек). Социально-географический раскол общества со времен самосожжения Буазизи не только никуда не делся, но и нашел отражение в электоральных предпочтениях, подчеркнув различия между секуляристами и исламистами. Первые получили большинство на осенних выборах 2014 года в более густонаселенных и зажиточных северо-восточных районах Туниса, что позволило Беджи Каиду Эс-Себси стать президентом республики. На бедном юго-западе победу вновь, как и тремя годами ранее, одержали Монсеф Марзуки и близкая ему партия «ан-Нахда». Демократический процесс как будто вновь и вновь возвращался к исходной точке, в Сиди-Бузид, где 17 декабря 2010 года началось восстание. Этот населенный пункт, воплощавший в себе такую ключевую характеристику страны, как социальное неравенство по географическому принципу, был связан не только с портовым городом Сфакс с его активной торговлей и оливковыми маслобойнями, но и с лишенными ресурсов бесплодными степными районами, откуда родом была семья Буазизи.
Искра Сиди-Бузида
Политический процесс, запущенный в Тунисе самоубийством молодого уличного торговца овощами и фруктами, обеспечил временное, но в историческом плане очень важное демократическое взаимодействие между различными социальными слоями. Это был тот элемент, которого не хватало ни Египту, ни Ливии – двум другим странам североафриканского побережья, где также пали режимы. С самого начала закваской движения служили группировки крайне левых взглядов, состоявшие из «дипломированных безработных». Всего за несколько дней оно перекинулось из провинции в густонаселенные столичные предместья, наводненные выходцами из сельской местности. Занимая общественное пространство, эта молодежь из неблагополучных пригородов в итоге смела авторитарное административное деление, навязанное правящим режимом.
На алчность власти в сочетании с массовой безработицей и неэффективными методами правления наложился взлет цен на продовольствие. Это давало городскому среднему классу повод выступить против Бен Али с открытым забралом. Одни приспособились к диктатуре, другие жили в страхе перед вездесущими силовиками, но и те, и другие увидели, наконец, долгожданную возможность сбросить деспота. Этот шанс давал им союз с неимущей молодежью, еще вчера пугавшей их и презираемой ими, а сегодня ставшей хозяевами улицы под лозунгом «Хлеба и достоинства!». Это и другие социальные требования до некоторой степени перекликались с призывами к «свободе и демократии», с которыми выступали жители более благополучных районов Туниса. Военная верхушка, вышедшая из того же среднего класса, отказывалась оказывать помощь полиции в подавлении восстания. (Получив за несколько лет до восстания приглашение выступить на конференции в Академии Генерального штаба, я был поражен царившей там свободой мнений – в отличие от университета, находившегося под контролем спецслужб.) Это позволило быстро изгнать президента, сведя человеческие потери к минимуму. В ходе переходного периода, начавшегося после бегства Бен Али 14 января 2011 года, временное правительство поначалу какое-то время находилось под контролем жителей буржуазных кварталов столицы и прибрежных городов. Впрочем, некоторые из них уже запятнали себя сотрудничеством со старым режимом или находились по отношению к нему лишь в формальной оппозиции, и жаждавшая мести улица не давала им цепляться за теплые кресла.
Тем не менее воздух был пропитан свободой, наступившей вслед за десятилетиями диктатуры. В феврале – марте 2011 года были освобождены все политзаключенные и вернулись политэмигранты. Многочисленные исламистские деятели внезапно получили полную свободу действий на политической арене. В своей пропаганде они объясняли все мерзости свергнутого режима его светскостью. Она нарочито афишировалась в годы правления Хабиба Бургибы (1956–1987), хотя уже его преемник Зин аль-Абидин Бен Али дистанцировался от этой политики. При нем в Карфагене был возведен огромный минарет, и он демонстративно совершил хадж в Мекку, пытаясь адаптироваться к ползучей исламизации, происходившей в Тунисе с 1970-х годов. Он даже пытался воспользоваться ею в собственных целях. Но, к сожалению для Бен Али, отождествление светского образа жизни с безбожием неправедного правителя, узурпирующего власть Аллаха, всегда было общим местом риторики исламистов. А дополнительным аргументом в их пользу являлся тот факт, что находившиеся в заключении деятели, в первую очередь руководящие работники партии «ан-Нахда», подвергались публичным оскорблениям и даже пыткам. Это возводило их в статус классических жертв режима даже в глазах их светских оппонентов. Возвращение из Лондона 31 марта 2011 года основателя партии Рашида аль-Ганнуши позволило выстроить дисциплинированную организацию с собственной идеологией – в отличие от неоднородного светского движения, расколотого на многочисленные мелкие группировки. Некоторые из них, по сути, являлись лишь средством удовлетворения личных амбиций их лидеров.
Тем временем социальные лозунги неблагополучных районов перехватили салафиты, начавшие численно превосходить левых радикалов, инициировавших революционный процесс. Они также воспользовались исчезновением с улиц дискредитировавшей себя полиции и попытались восстанавливать пошатнувшийся общественный порядок при помощи введения норм шариата, пока не стали отождествляться с рэкетом, агрессией и самоуправством аналогично тому, как это происходило во время алжирского джихада девяностых в районах, контролируемых Вооруженной исламской группой (ВИГ). Беспокойство, начавшее охватывать представителей среднего класса, усилилось с объявленной на волне революционной эйфории амнистией террористов, многие из которых участвовали в боевых действиях в Афганистане, Чечне и Ираке. Самым известным из них был уроженец города Мензель-Бургиба близ Бизерты, называвший себя «Абу Ияд ат-Туниси» (настоящее имя Сейфаллах бен Хасин). 9 сентября 2001 года он по инициативе Бен Ладена организовал в Афганистане ликвидацию полевого командира Ахмад Шаха Масуда, осуществленную двумя бельгийцами-магрибинцами. Ат-Туниси также был связан с организаторами теракта в синагоге Эль-Гриба на острове Джерба в апреле 2002 года. По выходе из тюрьмы он основал организацию «Ансар аш-шариа» («Сторонники шариата»). Впоследствии она станет ведущей группировкой тунисских джихадистов, сочетавшей активный прозелитизм с подпольной деятельностью, действовавшей до запрета в августе 2013 года после убийства ряда светских политических деятелей.
