В этом отношении характер модернизации Туниса со времен Хайреддин-паши, великого визиря, правившего в третьей четверти девятнадцатого века, вплоть до президентства Хабиба Бургибы (1957–1987 годы), не менялся: она осуществлялась сверху, политическими элитами побережья, не затрагивая отсталую глубинку. Эта дилемма, способствовавшая маргинализации юга и запада страны, до сих пор является главным препятствием на пути к устойчивой демократии в современном Тунисе. И именно она задавала курс на радикализацию после самосожжения Мухаммеда Буазизи в Сиди-Бузиде.
После того как 25 июля 2019 года, за несколько месяцев до истечения срока полномочий, скончался президент Эс-Себси, в сентябре – октябре состоялись досрочные президентские и парламентские выборы. К удивлению многих, электорат проголосовал ногами против всех политических партий: даже «ан-Нахда», хотя и осталась крупнейшей парламентской фракцией, по итогам голосования не собрала и четверти голосов. Противостояние между секуляристами и исламистами в значительной степени утратило значение – и тем, и другим отказали в доверии многие из тех, кто голосовал за них на предыдущих выборах. Места в парламенте на момент написания этих строк (ноябрь 2019 года) распределились между множеством фракций, что препятствовало формированию сильного правительства. Председателем Собрания народных представителей 13 ноября был избран 78-летний Рашид аль-Ганнуши. Лидеру исламистов, отныне неизменно появляющемуся на публике при галстуке, помогли голоса его светских конкурентов, которые, похоже, поняли, что не так страшен черт, как его малюют.
Что касается президентских выборов, то во втором туре встретились два кандидата, являвшиеся новичками в политике. Медиамагнат Набиль Каруи, прозванный «тунисским Берлускони», завершил президентскую гонку вторым с 28 % голосов, успев по ходу своей предвыборной кампании побывать под арестом по обвинению в уклонении от уплаты налогов. Убедительная победа досталась юристу Каису Саиду, бывшему доценту кафедры конституционного права, который набрал 72 % голосов при том, что вообще не вел активной избирательной кампании.
Его популярности способствовало то, что он яро отстаивал законность после падения диктатуры Бен Али (скончавшегося как раз тогда, 19 сентября 2019 года, в изгнании в Джидде), никогда не занимал никаких политических постов, но был завсегдатаем политических ток-шоу. В отличие от большинства политиков, изъяснявшихся преимущественно на тунисском диалекте, он славился тем, что вещал с экрана исключительно на классическом арабском, монотонно излагая свои в высшей степени консервативные и откровенно антисионистские взгляды. Хотя явка избирателей оказалась крайне низкой – всего 57 % во втором туре выборов, удивителен тот факт, что за Саида голосовала молодежь по всей стране (свыше 90 % в возрастной категории от 18 до 25 лет), равно как и избиратели тунисской глубинки, которые, в отличие от жителей побережья, массово поддержали этого, казалось бы, чуждого им столичного юриста. Социальная пропасть между «двумя Тунисами» никуда не делась, но, хорошо это или плохо, общественное недовольство нашло отражение в избирательных бюллетенях, а не в уличных столкновениях. По крайней мере демократические институты, созданные в 2011 году, существуют по сей день, несмотря на десятилетие пробуксовок и в целом общей серости и коррумпированности политического руководства. Впрочем, если в данном случае с географически детерминированным социальным расколом теоретически можно справиться, устранив перечисленные выше помехи, то в Египте сложилось гораздо более тревожное положение.
В долине Нила не менее мощное движение за реформы зародилось благодаря научным командировкам в Европу таких ученых, как шейх Рифаа ат-Тахтави, автор труда «Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже». В этой книге, опубликованной в 1836 году, описывались его путешествие во Францию и извлеченные из него уроки, которые могли бы оказаться полезными для возрождения родной земли. Как мы увидим на следующих страницах, началом конца курса на реформы стал 1952 год, когда распространение получил насеризм, популистская идеология, у истоков которой стоял Гамаль Абдель Насер. За якобы социалистическим фасадом насеровского режима скрывалось возрождение власти военно-политического истеблишмента, вдохновленное примером династии мамлюков. Армия оседлала волну Египетской революции 2011 года, и она же завела ее в тупик.
Египетские тиски: «Братья-мусульмане» против военных
11 февраля 2011 года генерал Омар Сулейман, вице-президент республики, до того в течение почти двадцати лет возглавлявший Службу общей разведки («Мухабарат»), объявил об отставке Хосни Мубарака и передаче президентских полномочий Высшему совету Вооруженных сил. Сенсационная новость прозвучала в эфире после восемнадцатидневных выступлений десятков тысяч молодых египтян на каирской площади Тахрир. Они привлекли к себе внимание телевизионных компаний всего мира, и в первую очередь катарского спутникового телеканала «аль-Джазира». Тот все эти дни вел круглосуточную прямую трансляцию с места событий, происходивших на «майдане» (с арабского «майдан» принято переводить как «площадь» [Тахрир. – Прим. авт.], хотя по сути это скорее эспланада, место общественных гуляний, как Марсово поле в Париже).
Это было более чем наглядное «пособие по революции» в действии, которое могли свободно изучать не только в каждом арабском доме от Касабланки до Басры, от Бенгази до Дамаска, Саны и Бахрейна, но и в неблагополучных предместьях европейских городов, населенных мигрантами-мусульманами и их потомством. Одряхлевшая столица героического панарабизма времен Насера, привыкшая к наморднику за время сменявших друг друга военных режимов, задыхающаяся от перенаселенности, вызванной самыми высокими в мире темпами прироста населения, утопающая в смоге, застрявшая в порочном круге бесхозяйственности, бюрократии и коррупции, внезапно на глазах омолодилась. С 25 января по 11 февраля 2011 года Каир вновь оказался в центре внимания новостных СМИ. Восемнадцать дней взоры всех арабов, и не только их, были прикованы к площади Тахрир. Освобожденные гектары майдана стали подмостками сцены, на которой шел спектакль, поставленный в жанре своего рода эгалитарной социальной утопии. Все беды, терзавшие египетское общество, должны были здесь исчезнуть, все должны были броситься друг другу в объятия и жить отныне долго и счастливо.
Ранее канал «аль-Джазира», показывая в выпусках новостей кадры свержения Бен Али, популяризовал лозунг «Дигаж!» (от французского dégage – «Вон!», «Долой!»), с которым вышла на улицы молодежь из бедных кварталов Туниса. Будучи переведенным с ломаного французского простых тунисцев на арабский («Эрхаль!»), он послужил катализатором набирающей обороты египетской революции. Изгнание пожизненного суффета Карфагена (суффеты – должностные лица, стоявшие во главе исполнительной власти Карфагенской республики, территорию которой занимает современный Тунис. – Прим. пер.) открыло перспективу свержения бессменного каирского фараона. Однако не стоит забывать, что «аль-Джазира» являлась проводником идеологии «Братьев-мусульман», поддерживаемых Катаром. Тем самым аудитории телеканала исподволь внушалась мысль о том, что именно этой организации суждено вести в светлое будущее Египет, а затем и весь арабский мир.
