Кандидат от «Братьев-мусульман», победивший при поддержке Катара на президентских выборах, вступил в должность 30 июня 2012 года. Вскоре газовый эмират поощрил Мурси финансовой помощью в размере 3 млрд долларов. Конкуренты Дохи в лице Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратов и Кувейта восприняли такое поведение катарцев как откровенную провокацию. Они бросили свои немалые финансовые ресурсы на ликвидацию режима «Братьев-мусульман» и возврат власти в руки военных летом 2013 года, поставив 12 млрд долларов на маршала ас-Сиси. Так и стих окончательно тот ветер перемен, что гулял по площади Тахрир в январе – феврале 2011 года. Спустя три года от него остался лишь легкий ветерок, подобный нильскому нессиму, несущему с собой весну и праздник Шамм эн-Нессим, ежегодно отмечаемый египтянами со времен фараонов, что бы ни происходило в долине Нила.
В первое время после 11 сентября 2001 года режим Хосни Мубарака, казавшийся вечным, поддерживали и США в лице президента Джорджа Буша-младшего. В активе египетского раиса имелась военно-политическая победа над джихадистами, участившими теракты в 1992–1997 годах. Мубарак казался тем, кто сможет с успехом сдерживать Бен Ладена и его последователей. Множество «неприятельских комбатантов», захваченных американскими военными в Афганистане и Пакистане, было передано египетским спецслужбам, возглавляемым генералом Сулейманом. Здесь их допрашивали в рамках программы так называемой «чрезвычайной выдачи» (американская практика передачи подозреваемых в терроризме лиц другим странам для проведения допросов, широко применялась в годы президентства Джорджа Буша-младшего. – Прим. пер.), несмотря на протесты правозащитных организаций, указывавших на недопустимость применения пыток для получения признательных показаний.
Подобно тому, как Хафез Асад в Сирии сделал сына Башара своим преемником в 2000 году, как Каддафи пытался устроить своего любимца Сейф аль-Ислама, и Мубарак начал прокладывать дорогу к президентскому креслу для своего отпрыска Гамаля. Тот не имел собственных связей с армией, но был близок к деловым кругам, крупным компаниям с выходом на международный уровень. Они получали все банковские кредиты в ущерб малому и среднему бизнесу и имели массу источников доходов – от таможенных акцизов до различного рода дотаций. Рост прослойки сверхбогатых лиц подпитывал в простых людях чувства обделенности и неприязни по отношению к родне Мубарака. Деятельность этих нуворишей, получивших в народе меткое прозвище «однопроцентники», разъясняющее цену знакомства с сыном президента, нашла отражение в триллере Тарика Салеха «Случай в отеле “Нил Хилтон”» (вышел в прокат в 2017 году).
Между тем превращение египетского режима в то, что социолог Саад Эддин Ибрахим насмешливо назвал «монарблика» («гумлюкийя»), шло вразрез с системой преемственности власти, установленной Генштабом во времена Насера. Она возрождала традицию мамлюков, ненаследственной династии, правившей страной с XIII века до начала нового времени, совпадающего с египетским походом Наполеона Бонапарта 1799 года. Военная верхушка мамлюков делегировала верховную власть одному из своих эмиров, и, если у того были сыновья, их при необходимости устраняли после смерти отца. Так властные полномочия возвращались военной корпорации, которая наделяла ими следующего лидера, исходя из принятых правил и равновесия сил в мамлюкской среде. Таким образом, дети Насера или Садата уже не играли никакой политической роли. Прецедент, который Мубарак пытался создать для собственного сына, стоил ему поддержки армейской верхушки. Она вдохнула новую жизнь в Высший совет Вооруженных сил – орган, насквозь пропитанный мамлюкским духом, – который вынудил президента подать в отставку, подведя черту под восемнадцатью днями протестов на площади Тахрир 11 февраля 2011 года.
Корни смуты тех дней следует искать в социальной, религиозной и гуманитарной сферах. Как и в других странах «арабской весны», на экономическую конъюнктуру на излете первого десятилетия XXI века наложил отпечаток рост мировых цен на зерно и нефть. Это повлекло за собой повышение стоимости потребительской корзины, тем более заметный, что Египет в силу стремительного демографического роста (за тридцать лет президентства Мубарака численность населения почти удвоилась) являлся крупнейшим импортером пшеницы в мире. В стране, где каждый пятый жил меньше, чем на два доллара в день, высокая рождаемость воспринималась как залог солидарности поколений. Исламский прозелитизм еще более поощрял следование заповеди «плодитесь и размножайтесь», сулившей новые армии джихадистов, которые в итоге заполонят всю планету. Ситуацию еще более усугубил тот факт, что государственная программа планирования семьи одна из первых пала жертвой восстания 2011 года. После этого кривая демографического роста вновь взмыла вверх, как и в Тунисе, только в Египте абсолютные показатели были в 8 раз выше.
В 2011 году половина из 80 миллионов граждан Египта была младше двадцати пяти лет. При этом среди лиц с высшим образованием, составлявших примерно треть этой возрастной группы, безработными являлись 50 % лиц мужского пола и 80 % – женского. Трудоустройство в госсектор только раздувало армию бесполезных чиновников, душивших всякую инициативу и становившихся героями бесчисленных анекдотов (нукат). Но и эти рабочие места резко сократились из-за проведения политики структурной перестройки, необходимой для соответствия критериям МВФ. В эпоху арабского социализма при Насере практически всем дипломированным специалистам автоматически гарантировалась занятость в госструктурах. Накануне январского восстания 2011 года на долю госслужащих приходилось не больше 20 % от общего количества рабочих мест, к тому же их оклады были сильно урезаны. Да и шансов устроиться по специальности стало еще меньше из-за снижения образовательных стандартов, связанного с общедоступностью высшего образования. Так поднималась приливная волна «относительной депривации», явления, которое социологи рассматривают в качестве одной из ключевых причин участия образованной молодежи в революционных движениях, как мы наблюдали в случае с Тунисом.
Обесценивание египетских дипломов за рубежом привело также к тому, что в странах Аравийского полуострова начали все менее охотно принимать египтян на работу. Поскольку многие мигранты вернулись на родину, сократились и суммы денежных переводов из-за границы. Таким образом, залогом выживания страны по-прежнему оставались международные дотации. Садат сделал их краеугольным камнем своей политики, договорившись с США о предоставлении ежегодной финансовой помощи гражданскому и военному сектору Египта, размер которой в 2010 году достиг 1,7 млрд долларов. Такой была награда за подписание мирного договора с Израилем, вступившего в силу в 1979 году. Но дальнейшее ухудшение демографической и экономической ситуации в Египте усилило зависимость страны от МВФ (чьи требования о проведении реформ провоцировали голодные бунты), Европейского Союза и во все большей степени – от нефтяных монархий Персидского залива. Последние впоследствии использовали этот мощный политический рычаг с целью повлиять на выбор Египтом пути послереволюционного развития, о чем свидетельствовали сначала поддержка Катаром «Братьев-мусульман», а затем – помощь, оказанная армейской верхушке Саудовской Аравией и Объединенными Арабскими Эмиратами.
