Расщепление ядра джихадизма
Раскол в стане джихадистов можно датировать апрелем 2013 года. «Фронт ан-Нусра» никогда не признавал официально, что создан по инициативе «Исламского государства Ирак». Так ему было легче слиться со структурами сирийского восстания, с которыми он уже тесно переплелся. Он участвовал во многих боях плечом к плечу не только с другими разномастными бригадами салафитов и джихадистов, но и с теми соединениями, которые по-прежнему утверждали, что воюют на стороне Свободной сирийской армии. Общее количество более-менее самостоятельных повстанческих группировок в то время составляло около полутора тысяч.
Аль-Джуляни ставил совместную борьбу против режима Асада выше идеологических разногласий. Его лояльность «аль-Каиде» и ее главе Айману аз-Завахири не вызывала серьезных возражений у остальных повстанцев, возможно, потому что от межнациональной джихадистской организации после ликвидации двумя годами ранее ее лидера Бен Ладена мало что осталось. Ее сирийская ячейка от активной деятельности воздерживалась, в основном, из локальных стратегических соображений. Она снискала себе популярность, предоставляя в соответствии с нормами шариата в районах, находящихся под ее контролем, муниципальные услуги: от вывоза мусора до общественного транспорта. Аль-Джуляни успел дать на канале «аль-Джазира» интервью двум журналистам, которые были близки к «Братьям-мусульманам» и не особенно критично настроены по отношению к своему собеседнику, – испанцу сирийского происхождения Тайсиру Аллуни в декабре 2013 года и египтянину Ахмаду Мансуру 27 мая 2015 года.
7 апреля 2013 года аз-Завахири напутствовал «Фронт ан-Нусра» в видеообращении: «Делайте все, что можно, чтобы ваша священная война привела к созданию джихадистского Исламского государства, где будет установлен шариат Аллаха». Это послание можно рассматривать как попытку стареющего египетского лидера «аль-Каиды», который был преемником Бен Ладена, сохранять на фоне меняющейся оперативной обстановки свой мировой авторитет даже в горном убежище на афгано-пакистанской границе. 8 апреля, как будто отвечая на это обращение, его молодой соперник Абу Бакр аль-Багдади в своем выступлении дал понять, что «Фронт ан-Нусра» лишь ответвление «Исламского государства Ирак» и что для обеих организаций предусмотрена возможность слияния в единое «Исламское государство Ирака и Шама» («ад-Дауля аль-исламийя фи-ль-Ирак ва-ш-Шам»).
Арабский акроним ДАИШ с его характерным неблагозвучием (вызывает ассоциации со сходным по звучанию словом «даис» – «топчущий») тут же стал в арабском мире вирусным обозначением этого потрясшего весь мир движения. Название осталось в ходу даже после того, как «Исламское государство» потребовало после провозглашения «халифата» в Мосуле 29 июня 2014 года использовать только его официальное наименование. Сами адепты ИГ отказались пользоваться названием ДАИШ, которое кажется им неполноценным и даже уничижительным. Они предпочли оставить одно слово – «Государство» («дауля») с его революционными коннотациями, восходящими к эпохе Аббасидов. Те, кто занимается анализом феномена ИГИЛ, тем не менее по-прежнему прибегают к сокращениям Daesh (на арабском и французском) и ISIS/ISIL (на английском), чтобы подчеркнуть уникальность явления.
Тем временем аль-Джуляни в Сирии не согласился на слияние и отказ от названия «Фронт ан-Нусра». В видеозаписи, распространенной 10 апреля 2013 года, он в торжественной обстановке вновь присягнул на верность аз-Завахири, сотрудничество с которым было менее обременительным по сравнению с агрессивной опекой аль-Багдади, осложнявшей взаимоотношения аль-Джуляни с другими участниками сирийского восстания.
Но появление ИГИЛ совпало с нарастанием агрессии наиболее радикальных элементов сирийского салафитско-джихадистского лагеря, и значительная часть моджахедов примкнула к новой организации, в результате чего численность личного состава «Фронта ан-Нусра» резко сократилась. Среди иностранных боевиков, которых мало заботила проблема баланса сил в регионе, это в первую очередь касалось чеченцев, известных своим крайним экстремизмом. К ним присоединилось большинство европейских джихадистов, которые прибыли в Левант, движимые своеобразной мессианской утопией, отмеченной фанатичной приверженностью идеологии. Их также не волновали сирийские реалии.
Впервые ИГИЛ заявило о себе в Ракке, первом административном центре, перешедшем в руки мятежников 6 марта 2013 года, и выбранном как раз в силу его символического значения. Игиловские бригады положили начало царству террора 14 мая, когда в сети появилось первое видео с символикой ИГИЛ, снятое в Сирии. На нем запечатлена сцена публичной казни на центральной городской площади Эн-Наим трех мужчин, которых убили выстрелом в голову. Эта расправа задала тон четырехлетнему сериалу, однообразие видеоряда которого не делало его менее жутким, сериалу, ставшему визитной карточкой группировки. К середине января 2014 года она взяла под свой полный контроль Ракку, зачистив город на Евфрате от представителей других движений. Просторные квартиры, брошенные бежавшими представителями среднего класса, были распределены между иностранными бойцами, для которых до этого пределом мечтаний было дешевое социальное жилье в предместьях европейских мегаполисов.
В пропагандистских целях Ракку изображали местом, где воплощается в реальность виртуальная утопия джихадизма. Игиловцы не жалели красок на картину счастливого города, следующего шариату. Он изображался как счастливый город, живущий по шариату, где от отдыха на берегах Евфрата отвлекала только необходимость наказывать тех, кто отступает от установлений Корана. Их распятые тела и отрубленные головы выставлялись на всеобщее обозрение на городской площади в промежутках между набегами, призванными уничтожить безбожников и отступников и расширить земельные владения истинного ислама. Притягательная сила фанатичного сектантства ИГИЛ предоставляла гораздо более широкие возможности самореализации для рвущихся в бой интернациональных масс, сочувствующих джихаду, чем альянсы «Фронта ан-Нусра» с другими сирийскими инсургентами.
Военно-политическая ситуация способствовала эскалации насилия в его самых крайних проявлениях. В тот самый момент, когда восставшие в марте 2013 года захватили Ракку, а игиловцы приступили к публичным казням, укрепрайон суннитов Эль-Кусейр близ сирийско-ливанской границы был на грани падения под натиском «Хизбаллы». Ее бойцы впервые за все время сирийского конфликта обнаружили свое присутствие как раз во время осады этого городка, занимавшего стратегически важное положение на автотрассе Дамаск – Алеппо. Открытый выход на сцену «Хизбаллы» породил массу исполненных жажды мщения фетв, с которыми обрушились на нее главные суннитские улемы, пользующиеся всемирным авторитетом. От шейха Юсуфа аль-Кардави, выступившего на канале «аль-Джазира», до великого муфтия Саудовской Аравии, религиозные лидеры по всему региону призывали к всемирному джихаду для избавления Эль-Кусейра от «врага». А ведь за каких-то семь лет до этого «Аль-Джазира» пела дифирамбы «Партии Бога» (дословно «Хизб Аллах») и ее генеральному секретарю Хасану Насралле (фамилия которого переводится с арабского как «божественная победа»). Это было во время «33-дневной войны» летом 2006 года, когда шиитская «Хизбалла» разгромила израильскую армию на юге Ливана. Теперь в тех же СМИ ее именовали не иначе как «партия шайтана». Закаленные в боях с израильскими военными, бойцы «Хизбаллы» разгромили суннитских повстанцев, которые сдали Эль-Кусейр 4 июня 2013 года. Воцарение абсолютного хаоса на Ближнем Востоке, перетряхнувшего его до основания, создавало идеальную среду обитания для ИГИЛ. Примитивный культ силы и упрощенное восприятие Добра и Зла в смутные времена обеспечивали доктрине игиловцев преимущество над старыми идеологиями, основанными на традиционных ценностях.
