Благодаря интенсивным авиаударам российских ВКС сирийские правительственные войска 7–26 марта 2016 года освободили Пальмиру при активном участии иностранных шиитских формирований, «Хизбаллы» и иранского Корпуса стражей Исламской революции. 5 мая по инициативе Владимира Путина в древнеримском амфитеатре, на сцене которого устраивались казни, был с триумфом проведен концерт русской и немецкой классической музыки, чтобы продемонстрировать всему миру, в присутствии делегации ЮНЕСКО, вклад Кремля в борьбу цивилизации с варварством. Но победа эта оказалась эфемерной, поскольку пока основные силы Дамаска участвовали в операции по освобождению Алеппо, Пальмира 11 декабря того же года была отвоевана ИГИЛ. Лишь после того, как 22 декабря 2016 года северная столица пала, сирийская армия, опираясь на поддержку все тех же России и Ирана и шиитских формирований, смогла перейти в новое наступление, длившееся с 14 января по 2 марта 2017 года, и окончательно вернула Пальмиру.
Падение Алеппо, восточная часть и рабочие кварталы которого находились с 19 июля 2012 года под контролем повстанцев, являло собой венец стратегии Москвы, направленной на то, чтобы переломить ход гражданской войны в пользу ее дамасского союзника. Русские продолжали методично развивать успех с августа 2013 года, когда Западу так и не удалось прийти к соглашению о нанесении авиаударов возмездия по позициям Башара Асада после газовой атаки в Гуте. В отсутствие выбора Запад был вынужден одобрить план Кремля по уничтожению сирийского арсенала химического оружия под эгидой ООН.
Впрочем, взятие Алеппо было облегчено не только действиями иностранных шиитских сухопутных соединений и авиаударами российских ВКС по позициям повстанцев с воздуха. Анкара также сыграла важную роль в очередном зигзаге, которыми было так богато течение войны в Леванте, воспрепятствовав снабжению осажденных повстанцев. На состоявшейся 20 декабря 2016 года в российской столице встрече глав дипведомств России, Турции и Ирана (без участия США) было достигнуто соглашение о режиме прекращения огня и эвакуации участников боевых действий, завершившее переговоры между представителями России, Турции и повстанцев, начатые ранее в том же месяце. Эта переориентация президента Турции Эрдогана, постепенно дрейфовавшего от американо-суннитской оси в сторону Владимира Путина, была обусловлена усилением курдов. Турки небезосновательно опасались того, что курды увидят в сирийском хаосе возможность реализовать свои ирредентистские устремления на территории самой Турции.
Большая игра по-турецки: неоосманский проект и национальные ограничения
Новая страница в турецко-сирийских отношениях, традиционно прохладных со времен Ататюрка, открылась благодаря профессору-исламисту Ахмету Давутоглу, дипломатическому советнику Эрдогана, занимавшему при нем посты министра иностранных дел (2009–2014) и премьер-министра (2014–2016). Давутоглу развивал концепцию «стратегической глубины» для Турции, где руководящей и направляющей силой была консервативная исламская Партия справедливости и развития (ПСР). Она вновь пробуждала в стране османские аппетиты по отношению к соседям по региону после восьмидесяти лет секуляризма и ориентации на Запад. В 2004 году Сирия и Турция подписали соглашение о свободной торговле, сделав, таким образом, первый шаг к «левантийскому общему рынку».
Мне довелось в составе небольшой группы представителей французской интеллектуальной элиты встретиться с Башаром Асадом в Париже в ноябре 2010 года, за четыре месяца до начала «дамасской весны». В то время к президенту Сирии еще относились как к респектабельному политику. Он пустил в ход все свое обаяние, пытаясь завоевать расположение аудитории, пел дифирамбы Турции, Ливану и Иордании, видя в отношениях с ними прообраз зоны совместного процветания, способной со временем потягаться с Европейским союзом. Но в условиях сирийского восстания идиллия, установившаяся между Анкарой и Дамаском, приказала долго жить. Турецкое правительство, озабоченное тем, чтобы оказаться на «нужной стороне», поддерживало повстанцев. В целом, по отношению к «арабской весне», Турция занимала ту же позицию, что и Катар, повсеместно содействуя укреплению позиций «Братьев-мусульман», эпигоном которых можно назвать ПСР. Такой курс не противоречил позиции администрации Обамы и не вызывал возражений со стороны европейских правительств, которые смирились с возвышением партии, сочетавшей в своей идеологии исламскую этику и дух капитализма.
Турция также приютила у себя большую часть эмигрантской оппозиции. Именно здесь чаще всего устраивали свои совещания и вели переговоры «Друзья Сирии». И, наконец, на Турцию, имевшую с Сирией общую границу протяженностью более 820 километров, пришлось около половины из семи миллионов сирийских беженцев. Большинство пропускных пунктов находилось в руках повстанцев с самого начала восстания. Через них они получали продовольствие, медикаменты, оружие, боеприпасы и так далее. Международная коалиция, поддерживавшая повстанцев, не препятствовала такого рода поставкам. Впрочем, с 2013 года два трангсграничных потока начали представлять собой проблему. Во-первых, джихадисты, пересекавшие границу для участия в боевых действиях или в обратном направлении для совершения терактов в Европе. Во-вторых, автоцистерны «Фронта ан-Нусра» и ИГИЛ, перевозившие через пограничные пропускные пункты нефть из захваченных ими сирийских нефтяных месторождений. Такого рода перевозки приносили в 2015 году от одного до полутора миллионов долларов ежедневного дохода, или около половины всего бюджета «Исламского государства», что делало его богатейшей террористической организацией в мире. Эта проблема, вызвавшая ожесточенную полемику в Турции, начала постепенно решаться с конца 2015 года, когда российская авиация приступила к нанесению систематических ударов по колоннам автоцистерн. Зато проблема бесконтрольного перемещения джихадистов через границу привела к росту напряженности в отношениях со странами Запада, особенно европейскими. Напряженность эта достигала максимума, когда крупные теракты совершали боевики, возвращавшиеся из Сирии через Турцию, как это было, например, в случае с теми, кто 13 ноября 2015 года погрузил Париж в траур.
Попустительство Анкары по отношению к боевикам связывали с ее обеспокоенностью тем, как развивались события к югу от турецкой границы, в Рожаве. Как уже отмечалось выше, это сирийская автономия, населенная курдами, правящая партия которых, ПДС, связана с турецкой РПК. Суть проблемы заключалась в том, что курды, добивавшиеся самостоятельности в восточной Анатолии, могли использовать в своей борьбе турецкие контакты ПДС. Таким образом, Анкару не слишком расстраивали нападения, которым подвергались «Отряды народной самообороны» (ополчения YPG – YPD) со стороны «Фронта ан-Нусра» и особенно игиловцев, считавших курдов кафирами. Однако для союзников Турции по НАТО подобное потворство Анкары врагам ее врага в лице курдов было неприемлемо. Главным приоритетом для европейских государств, страдавших от терроризма на собственной земле, стало искоренение международного джихадизма. Действительно, американцы поставляли самое современное вооружение YPG, потому что те были самой эффективной – а долгое время и единственной – боевой силой, способной разгромить ИГИЛ на местности. Турецкие официальные лица и СМИ обвиняли курдские YPG в том, что они переправляют оружие РПК для использования его против турецких силовиков. Те уже ощутили на себе неожиданно возросшую огневую мощь курдских борцов за независимость в ходе возобновившихся в 2014 году (после двухлетнего затишья) столкновений с ними в городе и районе Диярбакыр на юго-востоке страны.
