Сложная дуополия Вашингтона и Тегерана в Багдаде требовала от них уживаться в Ираке, несмотря на то что во всем остальном мире Америка и Иран по-прежнему были на ножах. Это предполагало в том числе отвод из города шиитских «Сил народной мобилизации» («Хашд аш-шааби»), которые в ходе наступления на Мосул уже совершили ряд злодеяний по отношению к суннитам. Эти силы были сформированы по призыву Али Систани, великого аятоллы Эн-Наджафа, после бегства иракской армии из Мосула в июне 2014 года, что позволило джихадистам захватить город без боя и перейти в наступление на Багдад. Обученные и укомплектованные офицерами Корпуса стражей Исламской революции, эти милиции с тех пор являлись одним из главных проводников влияния Тегерана в Ираке.
Одновременно с ударом этих сил по Мосулу с юга Пешмерга Регионального правительства Курдистана выдвинулись с северо-востока. Будучи в большинстве своем суннитами, они пользовались поддержкой Турции, в отличие от конкурентов из Рабочей партии Курдистана. Анкара, в лучших традициях постосманизма, позиционировала себя в качестве защитницы суннитов, особенно туркоманов – тюркоязычного этнического меньшинства, компактно проживающего в городе Талль-Афар на сирийско-иракской границе. Это малая родина множества офицеров-баасистов, верных Саддаму Хусейну, впоследствии ставших высокопоставленными чинами ИГИЛ. Президент Эрдоган, финансировавший антиджихадистское ополчение во главе с бывшим правителем Мосула, хотел направить воинские соединения для отвоевания города. Премьер-министр Ирака Хайдер аль-Абади категорически ему отказал. Впрочем, одно турецкое соединение там уже действовало, как и турецкая авиация. Арабо-курдское противостояние минимизировало возможности Пешмерга в Мосуле, сведя их роль к обеспечению безопасности христиан и зейдитов, возвращавшихся в родные селения Найнавы, из которых они были изгнаны ИГИЛ.
Против десятка тысяч джихадистских боевиков, удерживавших Мосул, коалиция выставила десятикратно превосходящие их наземные силы. Плюс к этому западная авиация безостановочно наносила бомбовые удары по осажденному городу. Тем не менее потребовалось семь месяцев (с ноября по июль), чтобы отвоевать мегаполис. Только на последние двенадцать квадратных километров Старого города ушло два месяца ожесточенных боев. 21 июня 2017 года мечеть ан-Нури, с ее знаменитым «горбатым» минаретом аль-Хадба, где Абу Бакр аль-Багдади в черном аббассидском одеянии произнес свою первую проповедь, была взорвана джихадистами. На участке, ранее занятом мечетью, сейчас стоят заграждения иракской армии, украшенные знаменами имама Хусейна, главного мученика шиитского ислама.
После занятия Мосула настала очередь Ракки: операция, начавшаяся 6 июня 2017 года, продлилась четыре месяца и одиннадцать дней и завершилась 17 октября. Город почти впятеро уступал по численности населения Мосулу, в котором накануне наступления проживало полтора миллиона человек. Неравенство сил было здесь выражено в меньшей степени: около трех тысяч джихадистов оказывали сопротивление десяти тысячам наступавших. Наземная операция осуществлялась Сирийскими демократическими силами (СДС), среди которых преобладали курды из YPG, при поддержке нескольких арабских бригад.
Сирийские правительственные войска, русские и турки не принимали участия в этих боях, которые вела международная коалиция во главе с США при поддержке Франции и Великобритании. ВВС Иордании и ОАЭ также оказывали поддержку с воздуха. К моменту падения Ракки 17 октября, по имеющимся данным, погибло около 1500 джихадистов, семьсот с лишним попали в плен. Трем сотням из них, в основном выходцам из местных племен, было разрешено перебраться в последний анклав, контролируемый ИГИЛ в Дейр-эз-Зоре, в обмен на эвакуацию гражданских лиц. За ними самостоятельно тронулись в путь тысячи джихадистов и членов их семей, в основном иностранцев, осевших затем на крохотном пятачке вблизи городка Багуз, на берегу Евфрата, близ турецкой границы, где они будут оставаться до марта 2019 года, когда этот последний очаг сопротивления был подавлен курдскими милициями YPG. 18 октября 2017 года на главной площади Ракки ан-Наим, где ИГИЛ устраивало публичные казни, высшая командующая курдских Отрядов женской самообороны водрузила флаг Сирийских демократических сил. На следующий день там же курды развернули огромный портрет Абдуллы Оджалана, основателя и председателя РПК, отбывающего пожизненное заключение в Турции на острове Имралы, учение которого для населения Рожавы сродни религиозному откровению.
11 декабря 2017 года Владимир Путин в ходе поездки в Египет и Турцию заглянул на российскую военную базу в Хмеймиме. На кадрах трансляций, осуществлявшихся новостным агентством Sputnik и телекомпанией «Russia Today», видно было, как взволнован Башар Асад, суетившийся перед высоким гостем. Российский президент праздновал успех своих войск в борьбе против терроризма. Он объявил также, что «задача решена» и «значительная часть российского воинского контингента возвращается домой, в Россию». Однако российские войска никуда не делись. Они сыграли ключевую роль в координации и обеспечении поддержки наступления, предпринятого в феврале – апреле 2018 года сирийским правительством с целью отвоевания у повстанцев восточной Гуты, густонаселенного пригорода Дамаска. Сорок пятый президент США, похоже, не особенно склонен к активным действия на Ближнем Востоке, а региональных акторов разделяют глубокие противоречия, и в этой обстановке, полной сомнений, открывается новая страница, посвященная поиску путей выхода из конфликта, в течение шести лет вызывавшего «разрушение нации». Так назвал этот процесс Николаос ван Дам, глубокий знаток страны и автор одной из лучших книг о гражданской войне в Сирии (Dam N. Destroying a Nation: the Civil War in Syria. Hurst, 2017).
Заключение
Хотя «Исламское государство» ушло в историю, «разрушение сирийской нации», доведенное до крайности ИГИЛ, создавшим джихадистское государство, которое стерло «нечестивую» границу, проведенную между Ираком и Сирией соглашением Сайкса – Пико 1916 года, тем не менее остается актуальным. Сирия, которую французский мандат Лиги Наций между первой и второй мировыми войнами поделил на Государство Алеппо, Джабаль ад-Друз, Государство Алавитов и санджак Александретта, в конце 2017 года была вновь поделена на зоны. Одни контролировались режимом Асада, другие – повстанцами, третьи – курдами из ПДС. Турецкая армия также сохраняла здесь свое присутствие и в феврале – марте 2018 года вторглась в приграничный кантон Африн для борьбы с курдами, на помощь которым пришли шииты, подготовленные Корпусом стражей Исламской революции.
В то же время Тегеран оставался союзником Анкары в рамках астанинского мирного процесса. Русские наземные войска и авиация участвовали в сражениях, главным образом действуя с базы в Хмеймиме, а американские и французские силы спецопераций находились на северо-востоке страны и обеспечивали поддержку курдам. В феврале 2018 года американским пехотинцам и авиации пришлось отражать рейд диверсионной группы на нефтеперегонный завод. Он стоил нападавшим десятков погибших. Подобно средневековым рутьерам, бродячим наемным дружинам времен Столетней войны, шиитские ополченцы устраивали по всей стране свои опорные пункты, на которые не распространялась власть Дамаска. То же касалось различных суннитских бригад: от остатков Свободной сирийской армии (отныне вассалов Анкары) до разномастных джихадистов, занимавшихся вымогательствами у местного населения, обосновывая свои действия шариатом, а чаще не утруждая себя этим. Такая же ситуация, пусть и не столь ярко выраженная, наблюдалась в Йемене и до некоторой степени в Ливии. Однако именно в Сирии она проявилась наиболее ярко: взаимодействие между квазигосударственными акторами и иностранными державами вызвало к жизни тот хаос, который и является главным вызовом ближневосточно-средиземноморскому региону. Следующие страницы будут посвящены попыткам идентифицировать проблемы и рассмотреть их в свете той глобальной трансформации, которую претерпевал регион по мере того, как Москва наращивала свое присутствие в регионе, а США при Дональде Трампе постепенно сокращали его.
