Причисляя себя к поборникам умеренности, патриотизма, эмансипации женщин, повышения роли молодежи в обществе, укрепления государственности, Аммар аль-Хаким призывал к преодолению конфессионализма. 16 апреля 2018 года он поведал мне о том, что надеется играть ключевую роль в коалиции, которая должна быть сформирована по итогам выборов, назначенных на следующий месяц. Через два дня состоялось шествие его сторонников по одному из проспектов района Каррада, считающегося элитным. Мы наблюдали за ним из окон стильного литературного кафе «Рида аль-Альван», вносящего свой вклад в интеллектуальное возрождение страны, имевшей до начала региональных и гражданских войн репутацию самой читающей в арабском мире. И я обратил внимание на то, что этих молодых людей было не отличить от их ровесников-европейцев. Крашеные блондинки в футболках и бейсболках фирменных зеленовато-синих цветов движения выглядели полной противоположностью общепринятым представлениям о чадре как о символе уличных демонстраций политического шиизма. По словам Аммара аль-Хакима, «ни одно политическое шиитское движение Ирака не настроено враждебно к Ирану, с которым нас связывают практически родственные узы: вопрос лишь в том, чтобы выяснить, кем нам приходится Иран: отцом, старшим братом, или же мы просто дальние родственники?»
Этот вопрос вновь встал со всей остротой после обнародования 19 мая результатов выборов в Совет представителей: список «ас-Саирун» («Идущие») Муктады ас-Садра финишировал первым, завоевав 54 места и опередив коалицию «Фатх» близких Тегерану «бадристов», возглавлявшихся Хади аль-Амири (47 мест). Блок «Наср» уходящего премьер-министра Хайдера аль-Абади с сорока двумя местами замыкал тройку. Представители тридцати трех других списков, расположившихся за лидирующим трио, заняли оставшиеся кресла в Зале заседаний. Все это только осложнило переговоры сторон и облегчило вмешательство иностранных держав.
Достаточно убедительный успех Муктады ас-Садра свидетельствовал о новом всплеске национализма. Высокородный политический деятель победил, несмотря на былые колебания и антиамериканизм. Ас-Садр, пусть и отучился три года в священном иранском городе Кум, в конечном итоге дистанцировался от Тегерана, посетив Саудовскую Аравию и ОАЭ. В ходе предвыборной кампании он вел бескомпромиссную борьбу против коррумпированных элит и вступил в альянс с коммунистами. Его успех, в первую очередь, ограничивал степень вмешательства религии в политику. Он также содействовал адаптации к логике демократии того течения воинствующего шиизма и его адептов, которые изначально не имели о ней никакого представления.
Победа ас-Садра означала наряду с этим также стремление к нейтралитету Ирака, вынужденного в силу своей этноконфессиональной неоднородности следить за сохранением хрупкого баланса сил, чтобы страну не начали вновь разрывать на части гражданские войны, разжигаемые соседями. Измученные затянувшимся на тридцать восемь лет беспрерывным кровопролитием иракцы просто хотели закрыть эту страницу своей истории. Результаты выборов, наконец, свидетельствовали о восприимчивости народных масс к лозунгам борьбы с коррупцией, клеймившим «воров», которые высасывали последние соки из уже обескровленного общества и не подпускали никого к нефтяной игле. Это подтверждается и неудовлетворительными результатами списков, возглавлявшихся бывшими премьер-министрами, и низкой явкой избирателей, составившей лишь 44,5 %, причем в Багдаде проголосовали ногами около двух третей из имеющих право голоса.
Результаты выборов в Вашингтоне встретили сдержанно. Муктаду ас-Садра там по-прежнему воспринимали как скандальную личность, хотя некоторые эксперты с удовлетворением указывали на эволюцию его взглядов. С некоторым замешательством отнеслись к этой победе и в Тегеране, по позициям которого в Сирии за десять дней до того (см. ниже) ВВС Израиля нанесли серию бомбовых ударов. Истинной их целью был командующий спецподразделением «аль-Кудс» в составе Корпуса стражей Исламской революции (КСИР) Касем Сулеймани, которого спешно направили в Багдад сразу после выборов. Его задача заключалась в том, чтобы воспрепятствовать созданию правительственной коалиции, действующей в ущерб интересам «иранских братьев».
2. Глобальные ставки на исход битвы за Левант
11 апреля 2018 года правительственные войска отвоевали дамаскский пригород Гута, а 21 мая выбили последних джихадистов из близлежащего палестинского лагеря Ярмук. После этого встал вопрос о прочности и долговечности отношений между алавитским меньшинством, стоящим у власти в Сирии, и иранской теократией в Тегеране и, шире, между арабским и персидским обществами. Было объявлено о разгроме суннитского восстания во всех его проявлениях – от игиловского до умеренно оппозиционного – хотя очаги сопротивления сохранялись на северо-западе и в «зоне деэскалации» в Идлибе, где их контролировали турецкие военные наблюдатели, а также в восточной пустыне.
Окончание двухмесячного наступления на Гуту было символически ознаменовано совместным авиаударом США, Великобритании и Франции по сирийским объектам, подозревавшимся в изготовлении и хранении химических боеприпасов, некоторые из которых якобы могли использоваться во время химатаки на город Дума 7 апреля 2018 года. Местные шиитские формирования – иранские, афганские, пакистанские, иракские – в наступлении не участвовали, равно как и боевики «Хизбаллы». В свою очередь, российские войска, как правило использовавшие в конфликте авиацию, вертолеты, ЗРК, но редко участвовавшие в сухопутных операциях, были напрямую задействованы на местности. В первую очередь, это касалось военной полиции, которая сумела добиться поэтапного прекращения огня и обеспечить конвоирование повстанцев автотранспортом в направлении Идлиба. Москва стремилась к тому, чтобы подразделения военной полиции комплектовались преимущественно гражданами России суннитского вероисповедания – чеченцами, ингушами, дагестанцами, словом, выходцами с Северного Кавказа, – чтобы добиться доверия со стороны конвоируемых повстанцев.
Неизбежное подавление сирийского восстания: Запад в замешательстве
В Ираке шиизм оставлял широкое поле для влияния Ирана как в силу территориальной близости, так и важности Эн-Наджафа и Кербелы как святынь для верующих по обе стороны границы. В Сирии же стоявшее у руля алавитское меньшинство имело лишь отдаленное отношение к доктрине и вероубеждениям шиитов-двунадесятников. Взаимодействие между постбаасистским режимом Башара Асада и Исламской республикой было преимущественно конъюнктурным. В 1980-е годы Дамаск служил в основном перевалочным пунктом, через который Тегеран оказывал материальную (и не только) поддержку «Хизбалле», своему агенту влияния в Ливане.
Рост влияния «партии Аллаха» предоставил Ирану возможность испытывать свою ударную мощь на Израиле. «Хизбалла» перехватила эстафетную палочку антиизраильского «сопротивления», которую выронила ООП, утратившая боевой потенциал после изгнания в 1982 году из Южного Ливана. Это позволило Тегерану включить в зону своего влияния наряду со Средним Востоком и Ближний Восток и помогло противостоять угрозам Запада, касавшимся его ядерной программы. Затем «Хизбалла», ведущая политическая сила ливанского общественного строя, сумела снискать расположение многочисленных христиан Ливана, которые рассматривали альянс меньшинств на региональном уровне как залог общего выживания. Все они были напуганы перспективой физического уничтожения, которым им грозили набравшие силу суннитские джихадисты, получившие карт-бланш со стороны широкого салафитского движения. 6 мая 2018 года ливанцы впервые с 2009 года отправились на избирательные участки выбирать 128 депутатов. Главным следствием усложнения избирательной системы стало снижение явки до 49 % по сравнению с 54 % в 2009 году. Но низкая явка была еще и результатом недоверия народа к конкретному политическому классу: бесстыдно сорящие деньгами миллиардеры стали основным объектом недовольства в ходе избирательной кампании. «Хизбалла» добилась победы, собрав вместе со своими союзниками из партии «Амаль» все шиитские голоса и обеспечив при помощи христиан из Свободного патриотического движения генерала Мишеля Ауна большинство мест в парламенте. Однако оппозиционно настроенным христианам из «Ливанских сил» Самира Джааджаа удалось добиться успеха на севере страны.
