В столице Турции мне сообщили, что все члены «Хайат тахрир аш-Шам» внесены в черный список лиц, которым запрещен въезд на территорию страны. Как бы то ни было, пока многогранная «повстанческая» проблема занозой сидела на северо-западе Сирии, добиться ее полного замирения усилиями одного только дамасского режима было нереально. Невозможно было и осуществлять американо-израильско-саудовский проект по нейтрализации сил «аль-Кудс» и подконтрольных им шиитских формирований. Наконец, оккупация афринского анклава и зоны между Джераблусом и Эль-Бабом давала Турции, которая уже аннексировала в 1939 году Хатай, выведенный из-под французского мандата в Сирии, возможность воздействия на результаты переговоров о будущем новой Сирии. Она могла также подорвать автономию курдских кантонов Рожавы и содействовать кооптации повстанцев в будущие государственные структуры. Но она же создавала напряжение во взаимоотношениях с Россией и Ираном по вопросу о реализации достигнутых в Астане договоренностей.
Сотрудничество Москвы и Тегерана по сирийскому досье с 2012 года было всесторонним и интенсивным. Впрочем, отношения между царями и шахами оставались сложными с тех пор, как Персия стала на пути России, пытавшейся пробиться к «теплым морям» и столкнувшейся с амбициями Великобритании, стремившейся на север. Это соперничество описано в вышедшем в 1928 году историческом романе Юрия Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара». В нем рассказывалось в том числе о том, как в Тегеране в январе 1829 года толпа фанатиков линчевала и убила русского посла и поэта Александра Грибоедова. С тех пор глубокое чувство взаимного недоверия отравляло отношения между двумя государствами. По окончании Второй мировой войны о нем напомнила с новой силой советская поддержка Мехабадской республики, эфемерного курдского государственного образования на севере Ирана.
После создания Исламской республики, и даже несмотря на запрет в 1983 году марксистко-ленинской партии Туде, режим мулл видел в СССР, а затем в его правопреемнице России партнера по многим причинам. Несмотря на теократический фасад правящего в Тегеране режима, проклинавшего официальный советский атеизм, его тьермондизм превращал Иран для цитадели пролетарского интернационализма в товарища по оружию в борьбе с «мировым жандармом». В конце концов, у обеих государственных идеологий был общий враг: Запад. После падения коммунизма Москва оставалась союзницей Тегерана, незаменимой в противостоянии с Вашингтоном; но Россия по-прежнему была соседкой, в отношении к которой преобладало чувство осторожности в силу былых конфликтов, сохранявшихся в общей исторической памяти.
Кремль изначально подходил к отношениям с Ираном с прагматизмом как в политическом, так и в экономическом плане. В ходе ирано-иракской войны 1980–1988 годов генсеки Брежнев, Андропов, Черненко и Горбачев, находившиеся в прекрасных отношениях с режимом Саддама Хусейна, не стремились занимать благоприятную для Тегерана позицию. Окончание конфликта и уход со сцены Хомейни в 1989 году сделали возможным первый в истории визит в Москву президента Ирана в лице практичного Хашеми Рафсанджани. Постсоветская Россия поддерживала Иран на плаву инвестициями в различные отрасли, в том числе в атомную, участвуя в строительстве Бушерской АЭС в Персидском заливе, но с массой проволочек, не пересекая черту, за которой могло начаться выяснение отношений с Вашингтоном. А такие российские топливные гиганты, как «Лукойл», «Газпром», «Роснефть», напрямую связанные с Кремлем, принимали все меры к тому, чтобы иранский экспорт не конкурировал с их экспортом.
Обе страны, располагающие крупнейшими в мире запасами газа, являются, каждое по-своему, авторитарными нефтегазовыми государствами, и экономики обоих скорее замещающие, чем дополняющие. На фоне трех вышеупомянутых региональных союзников Москвы Иран выглядит совсем ненадежным. Об этом нужно помнить, рассуждая о политической эквилибристике, к которой Путину гипотетически придется прибегнуть, если давление США вынудит его выбирать между ними, не жертвуя при этом своей гегемонией в Сирии. Иран занимает лишь пятое место среди торговых партнеров России (в регионе. – Прим. пер.). Товарооборот России с Ираном составил в 2017 году $1,7 млрд, уменьшившись на 21,8 % по сравнению с 2016 годом. По данному показателю Исламская Республика значительно уступает не только Турции ($21,6 млрд), но даже Израилю с его $2,5 млрд – и это в период, когда общий объем торговли Москвы с Ближним Востоком рос небывалыми темпами (так, товарооборот России с Саудовской Аравией в год первого визита короля Салмана увеличился на 86 %).
С началом «арабской весны», докатившейся до Леванта, Россия и Иран, тем не менее, «гармонизировали» военные силы и средства, направленные на спасение режима Башара Асада. С точки зрения геополитики их успех тем более примечателен, что аналитики всего мира в 2012–2013 годах были убеждены в неизбежном скором падении этого режима. На местности Иран задействовал силы «аль-Кудс» Касема Сулеймани, курирующие местные пехотные формирования, набиравшиеся по всему «шиитскому полумесяцу» (так король Иордании Абдалла II в 2004 году окрестил территорию, на которую от Ирана, через Ирак и Сирию, до Ливана может распространиться власть шиитов. – Прим. пер.). В интернете гуляла фотография улыбающегося генерала, одетого в штатское, сделанная в сирийской пустыне во время боев за Пальмиру 2016 года. Сулеймани окружен обнимающими его раскосыми великанами-хазарейцами из Афганистана, бойцами бригады «Фатимиюн» (защитниками чести Фатимы, дочери Пророка и матери имама Хусейна).
На видео, выложенном в сеть осенью 2017 года, можно было видеть группу, включающую в себя членов пакистанской бригады «Зейнабиюн» (в честь Зейнаб, также почитаемой шиитами сестры Хусейна, мавзолей которой находится в пригороде Дамаска ас-Сеййида Зейнаб), иракских ополченцев и членов ливанской «Хизбаллы». Они возвещают в песнопениях на фарси с сильным иностранным акцентом о том, как они счастливы участвовать в защите Сирии от «такфиристов» и террористов, вдохновленные «великим хорасанцем» (Высшим руководителем Хаменеи) и ведомые Касемом Сулеймани. Одновременно с 30 сентября 2015 года на официальной основе российские спецназовцы, летчики и военные советники начали приводить в чувство рассыпающийся на глазах сирийский генштаб. Российские военные выправили ситуацию в пользу правящего режима, завоевав господство в воздушном пространстве и начав бесконечными бомбардировками планомерно сводить на нет жизненное пространство повстанцев.
Впрочем, осенью 2017 года, через месяц после падения Ракки в тот самый момент, когда чаша весов, казалось, окончательно склонилась в пользу Дамаска, одно важное событие с участием курдов развело Москву и Тегеран по разные стороны баррикад. Россия, как уже говорилось, через компанию «Роснефть» получила контрольный пакет акций в курдском нефтепроводе Киркук – Джейхан. Между тем под давлением Ирана, представленного на похоронах Джаляля Талабани 17 октября генералом Сулеймани, курды были вынуждены уйти из Киркука. В результате этот нефтепровод фактически оказался бесхозным, что наносило ущерб интересам России. Инцидент ярко высветил суть проблемы расхождения стратегий России и Ирана в Сирии. И высветил именно тогда, когда Вашингтон, Иерусалим и Эр-Рияд прилагали все усилия, чтобы разобщить этих двух временных союзников. В данном ракурсе и следует интерпретировать выход из СВПД 8 мая 2018 года и осуществленные на следующий день Израилем бомбардировки иранских объектов в Сирии, направленные на то, чтобы изолировать и ослабить Тегеран и убедить Владимира Путина в том, что цена за продолжение сотрудничества с Ираном в Сирии может оказаться непомерно высокой.
