Глава 49
Завершив необходимые звонки для спасения родных, Петелина вскочила и собрала сумочку, чтобы ехать домой. Там сын и мама, они в опасности! Она проверила ключи, чтобы ничего не забыть, и беспомощно осела в кресло.
Логика подсказывала ей, что Марат всё равно приедет домой первым. Он справится, он защитит, он спасет их сына. И пожарные примчатся на место быстрее ее. Они профессионалы — чем она им поможет? Только будет мешаться.
Она следователь. Ей надо сосредоточиться на другом: разгадать замысел Земскова и Лебедевой и понять, где они могут скрываться.
Елена заставила себя посмотреть на фотокомпозиционные портреты Павла Земскова и Валерии Лебедевой. Типичные фотороботы, за которыми не разглядеть живого человека. Взгляд бегал от рисунков к телефону, сердце стучало в тревожном ожидании.
Нет, так невозможно работать! Невыносимо находиться в комфортном кабинете, когда знаешь, что ребенок в опасности. Что с ним?
Женское сердце взяло вверх над разумом. Елена подхватила сумочку и покинула кабинет.
На первом этаже ее окликнули:
— Елена Павловна, я к вам.
Она обернулась. Психиатр Ермилов шел к ней и говорил:
— Я сделал, как вы просили. И портреты описал, и с пациентом побеседовал.
Каким пациентом? О чем он говорит? Здесь камеры для заключенных, а не больничные палаты!
Раздражение следователя выплеснулось через слова:
— С портретами у вас не получилось. Жена Земскова должна быть старше!
— Мне кажется, я ее хорошо разглядел.
— Из-за такой самоуверенности свидетелей мы и топчемся на одном месте. Лебедевой за пятьдесят! — возмутилась Елена.
— Я бы дал меньше, но дело не в этом.
— Мне пора идти.
— Подождите! — Ермилов вцепился в руку следователя.
Психиатр был возбужден. В его глазах мерцали искры восторга на фоне темного тумана тревоги.
— Я должен рассказать. Это особый случай.
— Поговорим завтра. Мне некогда. — Петелина вырвала локоть из пальцев Ермилова.
— Но послушайте…
У Елены зазвонил телефон. Она выхватила трубку, увидела имя Марата и жестом остановила болтовню психиатра.
— Что? Что с Сашей?
— С ним все в порядке. С бабушкой тоже.
— А дым? Пожар?
— Дым был, а соседей не было. Пожарный вскрыли их дверь и обнаружили источник задымления.
— На плите что-то подгорело? Я зря устроила переполох и нам придется чинить дверь. — Елена нервно улыбнулась.
— Не зря. Пожар устроен преднамеренно.
— Каким образом?
— Использовали чайник с таймером отсрочки старта. По словам пожарных чайник был наполнен спиртом и легко воспламеняющимися материалами. Они взяли его на экспертизу.
— Поджог, — пробормотала Елена. — Кто?
— Мы соберем улики, — пообещал Марат.
— Соседка, похожая на Лебедеву, — задумчиво произнесла Петелина и неожиданно выпалила: — Нам надо поговорить.
— Мы и так разговариваем, — заметил Марат.
— Это не к тебе. Останься дома с Сашей, пока я не разберусь. Пусть Токарева привезет улики в нашу лабораторию.
Петелина убрала телефон и обратилась к психиатру:
— Анатолий Ильич, идемте в мой кабинет. Обсудим ваши рисунки.
Ермилов охотно пошел за следователем. Ему не терпелось выговориться:
— Это очень интересный случай. Я его сразу узнал.
— Кого? — на ходу спросила следователь.
— Задержанного.
Петелина вспомнила, что по ее просьбе психиатр беседовал с арестованным Булатниковым.
— Видели его раньше?
— Много раз, — подтвердил Ермилов.
Петелина удивилась и спросила:
— Что вы можете рассказать про Булатникова?
— Дело в том, что я знал его под другим именем.
Петелина уже распахнула дверь в кабинет, но от неожиданности обернулась:
— Каким еще другим именем?
Психиатр назвал фамилию и с профессиональным интересом наблюдал, как вытянулось лицо следователя.
Глава 50
В родном кабинете в любимом кресле Петелина обрела желанное равновесие. Она указала психиатру, чтобы он сел напротив, и попросила:
— Повторите.
— Сегодня я разговаривал с вашим подозреваемым, как с Алексеем Булатниковым, а ранее у себя в клинике, как с Павлом Земсковым.
— Как это может быть?
— Выживший ветеран живет за себя и за того парня, который не вернулся с войны.
Следователь мотнула головой, словно сбрасывая наваждение:
— Расскажите подробнее.
— Я лечил пациента от наркотиков, но это лишь видимая часть его болезни. Проблема глубже. Вы слышали об афганском синдроме?
— Я слышала, что врачи называют синдромом состояние, когда не могут поставить точный диагноз.
— Медицинский термин существует — посттравматическое стрессовое расстройство. Пэ-Тэ-Эс-Эр.
— Звучит, как автоматная очередь.
— И напрямую связано с ужасами боевых действий. На войне молодые неокрепшие организмы подвергаются мощному негативному воздействию на психику. Это не проходит для них бесследно.
— И в чем оно выражается?
— Расстройство психики проявляется по-разному. Ночные кошмары, депрессия, панические атаки, вспышки агрессии, суицидальные мысли. Ветеран войны с деформированной психикой разделяет людей на «своих» и «чужих». «Свои» друг за друга горой, а «чужие» — это враги, с которыми надо бороться.
— Вы сказали «бороться». Бороться с врагами — это значит уничтожать? — заинтересовалась следователь.
— Агрессия к «чужим» возможна. Но ее уровень индивидуален. У Булатникова-Земскова особый случай — два человека уживаются в одной личности.
— Так кто же он на самом деле: Булатников или Земсков?
— Алексей Булатников.
— Вы уверены?
Психиатр приосанился, гордясь проделанной работой.
— Было не просто, но мне удалось его разговорить. Я записал нашу беседу на видео. Можете посмотреть вот с этого момента.
Ермилов передал телефон следователю. Петелина включила воспроизведение. Она увидела осунувшееся лицо Булатникова с потухшим взглядом. Он смотрел не в объектив, а куда-то внутрь себя и рассказывал.
«Это было в восемьдесят девятом. Наши войска покидали Афган. Мы охраняли дорогу около границы. Расположились в удобном месте на возвышении, в землю не зарывались, приказ был на сутки всего. И нас накрыли минами. Духи точно били, суки, место оказалось пристрелянным. Потом из пулемета нас крошили. Меня осколком зацепило, я отключился. Выжил, потому что Пашка своим телом прикрыл. Меня посчитали мертвым.