С новиной, с новиной пришли мы,
Новину, новину несем!
Принимай же, хозяин, гостью,
Принимай ее в отчий дом –
Иресиону,
Иресиону!
Хозяин, к которому была обращена песня, уже с первых слов вышел к певцам на площадку. Перед ним, во главе челяди, стоял красивый мальчик в венке из колосьев с развевающимися лентами; в руках у него была большая масличная ветвь, обвитая шерстяными повязками и увешанная всеми поименованными в песне плодами благодатной осени и еще многими другими. Ласково положив мальчику руку на плечо, он подошел с ним к стене своего дома, где на солнцепеке висела такая же масличная ветвь, только сухая, прошлогодняя. Ее он бережно отцепил и на ее месте прикрепил новую; затем, отойдя на несколько шагов, поднял правую руку для молитвенного привета:
– Иресиона, храни мой дом в здравии, обилии и благополучии до следующего урожая!
После этого он со старой Иресионой вошел к себе во двор и приблизился к очагу, где слабо тлело пламя под обильной золой; раздув его, он простер сухую ветвь:
– Иресиона, благодарю тебя за то, что ты хранила мой дом в здравии, обилии и благополучии до нынешнего урожая. Лети, почтенная, к пославшей тебя благодатной богине и принеси и ей мою благодарность!
С этими словами он опустил ветвь в пламя. Иссушенная многими солнцами, она мгновенно запылала и, озарив двор внезапным белым сиянием, столь же мгновенно погасла.
Тогда он опять вышел к челяди, которая тем временем успела удобно расположиться на заранее заготовленной подстилке из пустых колосьев и плюща. Мальчик, получив две пригоршни лакомств, был отпущен домой; для взрослых хозяин приказал выкатить из погреба чан вина и принести кратиру, черпалку и кубки. Первую кратиру он намешал сам, пока певица о звонком голосе исполняла требуемый обычаем пэан. Затем, возлияв несколько капель Зевсу Олимпийскому, он велел всем дать по кубку.
– Пейте, дорогие. И да судит нам Деметра и следующий праздник Иресионы отпраздновать в добром здоровье.
– Да здравствует хозяин и хозяйка! – послышалось в ответ. – Да здравствуют Поликаст и Метротима!
Все отпили несколько глотков вина. Хозяин благодарил ласковым кивком головы.
Да здравствует Каменная Нива! – крикнул старший батрак, отпивая вина. Никто, однако, не поддержал его здравицы, и Поликаст сделал вид, что не расслышал ее. Вскоре затем он поднялся со своего места.
– Дорогие мои челядинцы и батраки! Вы знаете, что для меня сегодня праздник Иресионы совпадает с другим праздником – десятидневом рождения нашей дочери-первенца, и у меня дом полон родственников и соседей. Оттого-то хозяйка и не вышла к вам. Вы здесь пейте за здоровье новорожденной, а я должен пойти к гостям.
– Мы это знали, хозяин, – сказал старший челядинец, – и сложились для маленького подарочка, который хотели бы ей поднести на счастье в ее будущей жизни.
Поликаст пожал ему руку и вошел с ним в дом.
II
Вторую кратиру они намешали уже без хозяина.
– В честь героев и душ умерших! – сказал, возлияя, старший батрак и затем прибавил: – А все же скажите мне, почтенные, почему вы все промолчали, когда я возгласил здравие Каменной Нивы? Нехорошо срамить старика!
– Не в обиду тебе молчали мы, отец, – ответил ему челядинец средних лет, – ты первый раз работаешь с нами и поэтому не успел узнать, почему хутор Поликаста носит имя Каменной Нивы и почему это имя ему неприятно.
– Не знаю, это точно. Ну, коли знаешь, расскажи.
– Расскажи, расскажи! – присоединилось несколько голосов, – Я тоже хорошенько не знаю. – Знаю, что тут есть что-то страшное, но что именно – не слыхал.
Челядинец глотнул вина.
– Слава тебе, благодатная! – сказал он. – Ты – добрая и милостивая мать всех смертных, но ты же и караешь того, кто, возвеличенный тобой, злоупотребляет твоими дарами и измывается над маленькими людьми. Послушайте же!
Это было давно: хутор Поликаста принадлежал тогда его прадеду. Но этот прадед был много беднее его; он звал своею только землю на Коридалле вплоть до обрыва над морем…
– Но там ведь ничего не растет! – недоуменно вставила пожилая челядинка.
Рассказчик презрительно на нее посмотрел. «Коли ты, тетка Критилла, ничего не смыслишь, то сиди и пей себе молча, не вмешиваясь в речи тех, кто умнее тебя; а я знаю, что говорю».
– Итак, сказал я, только земля на Коридалле принадлежала Алкисфену (так звали прадеда Поликаста), а все его нынешние владения в благодатной элевсинской равнине представляли собой наделы, принадлежавшие мелким собственникам, среди которых был и мой прадед.
И мой! И мой! – послышалось несколько голосов. – Да, те времена были лучше. А мы, их правнуки, теперь на чужого человека работаем!
Так вот, – продолжал рассказчик, – выдалось однажды гневом Де-метры особенно дождливое лето. Весь хлеб, что рос в равнине, полег и сгнил на корню. А нагорное жито Алкисфена, напротив, взошло роскошно и дало такой обильный урожай, какого он не собирал никогда. Ну, мы, равнинные, кое-как прожили грозный год, пробавляясь кто – прежними запасами, кто – отхожими промыслами, а больше тем, что одолжались у того же Алкисфена. Но вот настало время посева – а у нас ни зерна. Мы опять к нему. Ничего, ссудил охотно, сколько кому надо было. Только вот проходит новолуние за новолунием, его нагорная нива зазеленела, а наша земля как была черной, так черной и осталась. Мы думаем: опять, видно, гнев Деметры – но за что же? И только потом мы узнали, что причина была вовсе не в этом.
– А в чем же?
– Увидите. Ждем. У того жито уже выколосилось, у нас – ничего. Мы всей толпой в Элевсин, на молебствие. К вечеру все опять дома; ждем, что будет. И видим мы – то есть, понимаете, наши прадеды – видим мы, повторяю, явственно при луне, как поднимается по тропинке на Коридалл почтенная женщина, выше человеческого роста, с синим покровом на голове…
– Такая же, как и эта?
Все обратили свои взоры по указанному направлению: действительно, женщина описанной наружности величавой поступью приближалась к дому Поликаста. Невольно все вскочили на ноги и приветственно подняли правые руки. Она им милостиво кивнула головой и пошла дальше. Им показалось, что дверь дома сама отворилась, чтобы впустить ее.
Несколько времени они простояли в молчании. Потом дверь опять отворилась, таинственная женщина вышла, прошла мимо челяди, прощаясь с ней таким же милостивым кивком головы, и вскоре, продолжая следовать по направлению к Элевсину, исчезла в вечерней мгле.
Не скоро люди пришли в себя. «Дети, – сказала одна старушка, – не разойтись ли нам по домам?» – «Ну нет! – возразили другие. – Выслушаем рассказ до конца». – «И нальем третью кратиру, в честь Зевса Спасителя, как приказал Дионис, – без этого расходиться грешно».
