Шум слышался все ближе и ближе. Вдруг кто-то крикнул: «Вот он! Вот он! Смотри, княгиня, он здесь!»
Повозка остановилась. Финей бросился ей навстречу – и упал на колени перед своей женой, ловя руками край ее ризы, чтобы поднести его к своим устам.
– И радость и горе, – сказал Ясон Финею, когда первое волнение супругов улеглось. – Мы привели тебе твою жену, князь Финей, но мы же приносим тебе последний привет твоей матери.
Тут только Финей заметил, что Амаги среди пришедших не было. Он удивился.
– Не хотела: «Я слишком виновата перед ним и хочу искупить свою вину. Подвал нашего дворца, темница моей снохи, пусть будет мне и затвором и могилою; я его уже не покину. Не приносите мне пищи; я все равно ничего не трону. Передайте моему сыну мой последний привет, и, если он хочет сократить мою муку, пусть громко скажет: «Матушка, прощаю тебя». Тогда мой дух мирно покинет мое исстрадавшееся тело. И ты, моя дочь, вели покрыть высоким княжеским курганом это место греха и скорби и справить скифскую тризну по мне. Старину вы этим схороните и откроете простор для новых, для ваших перемен».
Финей побледнел. «Что делать, боги, что делать? Могу ли я отказать ей в упокоении, которого она требует, и продлить до бесконечности ее муку? Но могу ли я также исполнить ее волю, не становясь матереубийцей?»
– Я и сам не решаюсь дать тебе совет, князь Финей, – ответил Ясон. – Но среди нас есть любимец богов, дух которого проник в запретные для смертного тайники истины и добра; согласен ли ты совершить то, что прикажет тебе Орфей?
Финей некоторое время промолчал.
– Орфей! – сказал он наконец. – Ты ученик нашего Диониса, в тебе слилась эллинская мудрость со скифскою; я уверен, что, следуя твоему совету, я не омрачу дня искупления новым грехом. Скажи мне, что должен я делать.
– Твои опасения напрасны, князь Финей, – ответил вопрошаемый. – Не убийцей твоей матери будешь ты, а ее спасителем и единственным исцелителем ее зол. Ты должен немедленно исполнить ее волю.
Финей обратился к своему далекому двору и громко и твердо произнес:
– Матушка, прощаю тебя.
Все присутствующие подняли правые руки в том же направлении. Наступило долгое, гробовое молчание.
– Орфей был прав, – сказал наконец князь, – в глубоком благодарном вздохе-улетела ее душа. И видно, вещей была она в этот последний день своей жизни, что поручила погребение и тризну тебе, Клеопатра, а не мне.
– Ты понимаешь ее волю?
– Погоди спрашивать; знай одно: сегодня день чудес. И дай мне полюбоваться тобой… так, как это в моей власти.
Он стоял перед ней; его руки коснулись – последовательно ее рук, плеч, лица, волос. Он радостно вскрикнул:
– Отросли! Возвращен чудесный дар богини! Но почему, Клеопатра, не использовала ты вернувшейся силы своего волшебства, чтобы освободить себя? Свод твоей тюрьмы не устоял бы против той, которая вознесла потолки наших хором и обратила в роскошный цветник наш зловонный двор!
– Теперь я тебе отвечу: погоди спрашивать. Скоро сам увидишь причину; да, увидишь, – прибавила она с ударением. – Но что с тобой?
Действительно, Финей как бы не слышал ее слов; он опять весь был погружен в какое-то таинственное слушание.
– Летят! – воскликнул он. – Летят тяжелыми взмахами, не такими, как прежде. Видно, у каждого по ноше в руках. О, день чудес! Скоро они будут среди нас…
Он прижал руки к сердцу. Клеопатра тоже почувствовала, что силы ее оставляют.
– А теперь, Финей, я отвечу на твой вопрос. Ты хотел знать, почему я не освободила себя сама? Моя волшебная сила была ограничена. Богиня, даруя мне золотой волос, даровала мне в нем определенное число желаний. И когда он отрос, у меня оставалось только одно. И я сказала себе: этим единственным желанием будет зрение моих детей и моего мужа. О, призри, Белораменная, на мою тоску и нужду!
Она подняла руки для молитвы и затем опустила их на обоих своих сыновей – на их головы, чела, очи. Когда она отняла их, юноши вскрикнули и, в свою очередь, закрыли глаза руками. Потом они зарыли их в складках ее платья.
– Мы видим, матушка, видим твою черную ризу, только ее, но и это такое блаженство. Дай привыкнуть.
Поддерживая их и поддерживаемая ими, Клеопатра обратилась к мужу. Вторично она подняла руки.
– Финей, козни предательской иглы уничтожены: богиня вернула зрение моим сыновьям. Познай и ты теперь ее могущество в моем исцеляющем прикосновении.
Но Финей отступил:
– Нет, Клеопатра, теперь и я отвечу на твой вопрос.
Ответить ему, однако, не пришлось; ответил за него другой. В шуме водопада послышался голос, точно выходящий из заливаемой им скалы, и этот голос явственно произнес слова:
– Финей! Ты готов?
Финей преклонил голову и молитвенно поднял руки по направлению к водопаду; Клеопатра побледнела. Но аргонавты, стоявшие поодаль от обрыва, не расслышали таинственного голоса; их внимание было поглощено другим явлением, показавшимся над верхушками возвышавшегося против них леса. Он внезапно озарился каким-то красным сиянием.
– Что это? Лес горит?
– Нет, – ответил Ясон, – это та красная муть с Симплегад. Видно, придется здесь завести с ней более тесное знакомство.
Действительно, это были Гарпии, только теперь возвращавшиеся с неудачного налета к своей всегдашней жертве. В один миг они покрыли своими красными телами поляну Финея, расхитили лежавшие на столе яства – и удушливое зловоние, распространившееся тотчас повсюду, показало всем, что и вторая часть их задачи была ими исполнена как следует. В своем бешенстве они, казалось, даже не заметили, что Финея за столом не было, пока одна из них его не открыла.
– Вот он! Вот он! И афинянка с ним, и княжичи тоже. Видно, пока нас не было, заговор удался. Ну постойте, рано вам торжествовать победу. Вперед, Гарпии!
Еще мгновение – и они растерзали бы княжескую семью. Но к своему ужасу они внезапно увидели между собой и ею два сверкающих меча.
– Назад, богомерзкие! А, вы еще не знаете Бореадов!
Отчаянный крик раздался из красного тумана, в котором копошились чудовища; он поднялся на воздух и стал быстро удаляться в том же направлении, за ним Бореады, с ясными орлиными крыльями, с ясными мечами. Но не успели присутствующие опомниться, как место красного тумана занял белый – поднялась внезапная метель, в глазах зарябило, точно от снегового бурана. Но это был не снег: среди белых крыльев кружились, под звон ветров, белые лепестки роз и левкоев.
– Это Вьюги! – радостно крикнула Клеопатра. – Резвые подруги моего детства! Добро пожаловать, родные!
– Да, это мы! – ответил голос из белой метели. – Поклон тебе от царицы нашей, матери твоей; она и сама приедет, нас вперед послала. Живо, сестры! Устроим облаву, чтобы ни одна из этих летучих мышей не могла вырваться! Половина от нас вперед, за Бореадами! А другая здесь останется – исполнять приказание другой Матери, царицы наших царей.
