Но этим он возбудил гнев Зевса, который стал опасаться, как бы люди, обладая огнем, не сравнялись с богами: он велел распять Прометея на дикой скале приморской Скифии. Прометей все терпел, зная, что Зевсу придется со временем примириться с ним. И Зевс ведь силой добыл свою власть; и он чувствует над собой угрозу Матери-Земли. Но он не знает, когда и от кого наступит ее исполнение; это знал, будучи сам Титаном, Прометей. Зевс путем новых угроз хотел заставить его выдать ему роковую тайну, но Прометей остался твердым. Зевс исполнил свою угрозу: преисподняя поглотила скалу с Прометеем, и орел стал грызть его печень – что он пожирал днем, то за ночь вырастало вновь. Но он и поныне остается непреклонным. Теперь преисподняя вновь извергла скалу Титана, она возвышается среди гор Кавказа. По-прежнему он на ней распят, по-прежнему его терзает орел Зевса, но уже близок час примирения, близок тот, который своей меткой стрелой убьет хищника и освободит благодетеля человечества.
– Кто же это такой? – спросил Ясон.
– Это ты знать не можешь, мой сын, – этого не знает он сам. Поколения людей тем временем сменяли друг друга; за серебряным веком, познавшим уже труд, наступил медный, познавший войну, а за ним железный, познавший и преступление. Тогда божественная Правда, витавшая до тех пор среди людей, поднялась на Олимп; Зевс внял ее мольбам и послал всемирный потоп, чтобы истребить запятнавший себя преступлением род людской. И опять его спасителем явился Прометей. Не теряя надежды, что совершенствование в искусствах после временного нравственного падения поведет к нравственному возвышению, он велел своему сыну Девкалиону вместе с его женой Пиррой построить себе ковчег и в нем пережить всемирный потоп.
Но Зевс чует нависшую над ним угрозу. Непримиренная Земля готовит ему в своих недрах новых врагов – Гиганты отомстят за поражение Титанов с помощью многих чудовищ, которые усилят их рать. Зевс сам бессилен против них; вещание Земли, услышанное Селлами в шуме листвы додонского дуба и ворковании его голубиц, научило его, что только смертный может ему помочь в его роковой борьбе. Вот для чего ему пригодилось осуществленное Прометеем облагорожение человеческого рода: поэтому я и сказал, что час примирения близок. Богатыри появляются один за другим: Персей сразил Медузу, Беллерофонт – Химеру. Опасность стала меньше, но она не прекратилась, и мир по-прежнему ждет своего спасителя.
Он умолк; умолк и Ясон. Вскоре, однако, он спросил:
– Одного я не понимаю, отец. Ты назвал Мать-Землю непримиренной; а я слышал от отца, что сначала Дионис, а затем Аполлон примирили с ней Зевса, первый – учреждением своих таинств, второй – основанием оракула в Дельфах. Как это согласовать?
– Не могу тебе дать полного ответа, мой сын. Я стараюсь собирать нити старинных преданий, но они иногда скрещиваются и путаются в моих руках. Будем надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Ты, однако, спросил меня, кто такие боги; ты знаешь пока только старших, Зевса и его братьев и сестер. Младшими мы называем его сыновей и дочерей – Пал-ладу Афину, его воплощенную мысль, Диониса, Гефеста, Аполлона и Артемиду, Гермеса, Ареса, Муз и Харит. Но и силы природы называем мы богами – речные божества и нимф родников – Наяд, рощ – Дриад, горных полян – Ореад, морских волн – Нереид. Им всем определил честь и место Прометей, он же научил вас обрядам, коими надлежит их ублажать, поскольку они сами этого не объявили.
– Все же, – возразил Ясон, – во мне иногда возникают сомнения. Один иолкский купец, побывавший среди варваров, рассказывал, что один из их мудрецов восстал против того, что мы поклоняемся многим богам. Если бы богов было много, – говорил он, – то они взаимно бы ограничивали друг друга и враждовали бы друг с другом, и получилась бы смута. А поэтому их не может быть много.
– Варвар рассуждал по-варварски, – ответил Хирон, – Один царь, все остальные – рабы, это для него понятно. Но вы, эллины, знаете, что такое закон и благозаконие. Если даже среди людей вы называете более совершенными тех, которые соблюдают закон и живут в мире друг с другом, то как можете вы допустить, чтобы боги, будучи бесконечно совершеннее людей, его не соблюдали? Нет, благозаконие в общине богов – образец для человеческого, боги – ваши помощники в деле вашего совершенствования, и вот почему их надлежит уважать. В этом, Ясон, моя первая заповедь тебе.
– Вторая моя заповедь – уважай родителей почти наравне с богами. От них ты получил ту искру жизни, которая в тебе живет; а она – условие и залог всего того, что тебе дорого на земле. Нет уз теснее тех, которые связывают родителей с детьми; это одна продолжающаяся жизнь. Человек, порвавший их, живет только своей собственной скоротечной жизнью; но человек, сознающий себя как продолжение своих родителей и сознающий своих детей как продолжение себя, живет вечной жизнью: он бросил бесконечный мост и в прошлое и в будущее. Ты – Ясон, сын Эсона, сына Крефея, сына Эола и так далее; это значит, что и Эол, и Крефей, и Эсон живут в тебе – видишь, как ты стар, ты, четырнадцатилетний отрок! Но это не все: вместе с ними ты будешь жить в своих детях, затем в своих внуках и так далее – видишь, ты не только стар, но и вечен.
Но для этого, – сказал Ясон, – я должен непременно иметь детей.
Непременно, мой сын; бездетность величайшее несчастье, могущее постигнуть человека. А это, в свою очередь, должно тебя убедить в необходимости уважения к родителям: ты не в праве требовать от своего сына более того, что ты сам даешь своему отцу. Но и это еще не все. Я сказал только что, что порвавший узы сыновней привязанности живет только своей собственной жизнью; нет, он даже ею живет не вполне. С пятидесятого, с шестидесятого года силы тела начинают уже убывать; подумай, как грустно было бы человеку, если бы его за эту убыль сил не вознаграждало увеличение любви и почета, которые он получает от младших. Представь же себе общину, в которой обычай не требует этой любви и этого почета: не скажешь ли ты, что в этой общине люди сами сократили свою жизнь, обрекши себя на все усиливающиеся страдания в той ее части, которая приносит с собою убыль телесных сил?
Да, уважай родителей, мой сын; но распространяй это уважение и на тех, кто по возрасту мог бы тебе быть отцом или матерью. Всегда помни о том, что я тебе сказал про убыль сил в старости. Верь, тяжело сознание этой убыли, еще тяжелее сознание, что эта убыль будет усиливаться и усиливаться до самой смерти. Вот тут-то и служат утешением почет и любовь, получаемые от младших. И тебе предстоит старость, и ты будешь нуждаться в этом утешении; помни же, что ты потеряешь право на него, если сам, пока молод, не будешь уважать старших.
И наконец, третья моя заповедь – уважай гостей и чужестранцев! Как соблюдающий вторую заповедь удлиняет свою жизнь за пределы времени, так соблюдающий эту третью расширяет ее за пределы места. Подумай, как узка была бы эта жизнь, если бы не существовало в мире гостеприимства! Ты был бы ограничен пределами своей родной общины: вне Иолка не было бы места для Ясона, весь мир был бы закрыт для тебя. А между тем мало ли бывает причин, которые могут заставить человека покинуть свою общину? Хорошо, если это – жажда увидеть свет или торговые предприятия; но гражданские перевороты, преступления вольные и невольные иногда силой его изгоняют к чужим людям. И кто знает, мой сын: быть может, и ты некогда будешь изгнан из своего родного Иолка, быть может, и ты будешь скитаться по чужим городам – с женой, с детьми? Каково же тебе будет на душе, если твоя совесть тогда скажет тебе, что ты сам был неласков к гостям, к чужестранцам, к изгнанникам? Какое право будешь ты иметь требовать от своих будущих хозяев того, в чем ты сам, когда был хозяином, отказывал своему гостю? Никогда, мой сын, не доводи себя до этого. Верь, велика связующая сила той зеленой, обвязанной ветки, с которой проситель садится у твоего очага; оскорбление, которое ты ему наносишь своим отказом – его ты наносишь самому Зевсу, покровителю гостеприимства.
