– Нет, Каллироя, слушаю, и даже очень внимательно. И жалею, что боги не всегда считают нужным предупредить матереубийство. Но скажи мне: не от этого ли Аркада получила свое имя Аркадия?
Конечно, от него; не умею тебе сказать, когда он успел стать отцом семейства, но его потомками были основаны аркадские города. И нынешние цари Аркадии все происходят от него: и Алеады в Тегее, и Промах в Стимфале, и Фегей в Псофиде…
– Фегей в Псофиде… да, да, вот этого имени я все не мог припомнить. Фегей… да, да… И сыновья у него – Проной и Агенор… теперь припоминаю. И дочь – Алфесибея, моя жена…
Каллироя вскочила с места:
– Что такое? Алфесибея псофидская твоя жена? – она схватила его за плечи. – У тебя есть тайна от меня: рассказывай, как это было!
– Мне самому трудно припомнить; это был краткий просвет между двумя стенами мрака; стены сдвинулись и теперь только медленно раздвигаются. Лучше бы сдвинулись опять! Она была моей женой, но Эринии расторгли наш брак.
– Если совсем расторгли, то хорошо; но совсем ли? Скажи, – она недоверчиво посмотрела на него, – у тебя ничего не осталось от нее?
– Ничего.
– А у нее от тебя?
– Тоже ничего: я ведь пришел к ней скитальцем, преследуемым, в одном хитоне препоясанном… Нет, постой: в поясе было ожерелье Гармонии; его я отдал ей.
Каллироя выпрямилась и отняла свою руку от его плеча.
– Если так, то ваш брак не совсем расторгнут. И пока этого не случилось – я тебе не жена.
И она ушла.
На небе показалась луна. К сидящему в глубоком раздумье подошел Ахелой. «Моя дочь вообще своенравна, – сказал он, – но тут она права; твой долг – принести ей ожерелье Гармонии».
– Как же я покину буян? Только здесь и разрешает мне жить Мать-Земля. Перейду на берег – тотчас в меня вцепятся Эринии.
– Не в первый раз тебе от них терпеть. А чтобы с тобой чего не случилось, я дам тебе в провожатые Актора. Только без ожерелья не советую приходить: Каллироя не уступит.
Опять зима покрыла своим холодным туманом скромный двор псофид-ского царя; опять его семья грелась у пылающего очага, но ей уже не весело: горе молодой вдовы на всех навеяло душевный туман, еще холодней того, который окутал их двор.
– С этим пора покончить, – угрюмо говорил Проной. – Уверяю тебя, сестра, Алкмеон пропал без вести. Я был в Дельфах, был в Додоне; до нее ведут его следы, затем они теряются. Там же, недалеко, река Ахеронт и вход в подземное царство; думаю, что Эринии туда же его и загнали.
Но Алфесибея покачала головой.
– Нет, мой брат, сердце мне говорит иное. Ждала я долго, но буду ждать еще. И я верю, будет такой же вечер, как и тогда: мы будем сидеть у огня, и через порывы зимнего ветра послышится знакомый стук…
Через порывы зимнего ветра послышался знакомый стук.
С криком радости Алфесибея вскочила, побежала ко входной двери, распахнула ее – и, схватив гостя за руку, ввела его в хорому.
– Вот он! Вот он! О, я знала, он – верный, не забыл своей Алфесибеи… Но зачем ты такой бледный, такой грустный? Видно, не дают тебе покоя эти злоименные?
Еще не дают, Алфесибея, но скоро я надеюсь освободиться от них. Здравствуйте, отец и матушка, здравствуйте, шурья и невестки. Приютите моего мальчика; он ходил за мною во время моего странствия; мне его дали… добрые люди. Нас обоих приютите на одну ночь; завтра мне предстоит новый путь… последний.
Алфесибея всплеснула руками: опять в путь? И уже завтра? Отдохнул бы с нами!
Нельзя, Алфесибея. Да и что пользы? Разве они дадут мне отдохнуть? Да, и еще должен я тебя огорчить. Я был у Аполлона в Дельфах; он обещал мне освобождение от моих мучительниц, но под условием, что я посвящу в его храм то ожерелье, за которое моя мать продала свою душу Полинику. Ты мне его дашь?
Конечно, дам; разве для меня может быть украшение дороже твоей жизни? Но зачем ты так холоден со мной?
– Не обижайся, дорогая, лучше сама держись подальше от меня: дыхание Эриний на мне. Я лягу здесь, у очага – помнишь, как тогда.
Он провел ночь у очага, а Актора взяла к себе челядь. Дали ему и наесться и напиться; ел он охотно, а от питья даже разговорчив стал. Челядь хохотала до упаду над его глупыми рассказами; но под конец он наговорил таких вещей, что решили призвать царевичей. Проной и Агенор пришли – затем взяли Актора к себе – затем вернулись к челяди, но уже без него. «Вам грешно было смеяться над этим несчастным, – сказал Проной, – Эринии коснулись и его и повредили его ум. Забудьте лучше его безумные речи».
Но спать они не пошли; и когда на заре следующего дня Алкмеон хотел проститься с ними, их не было дома. Он подал руку остальным и ушел, унося ожерелье Гармонии в полости своего пояса.
Солнце не показывалось в этот день. На дворе моросило; все удивлялись, куда и зачем царевичи ушли. Около полудня две тени стали вырисовываться из окружающего тумана; вскоре затем Проной и Агенор вошли в большую хорому. У первого в руках было ожерелье.
– Ты отомщена, сестра, – сказал он, бросая его на стол.
– Проной! Агенор! Что это значит? Где мой муж?
– Твоего мужа, бедняжка, давно уже нет; Алкмеон же, муж речной нимфы Каллирои, понес кару за свою измену у переправы через Метавр.
Опустились руки у Алфесибеи, мертвенная бледность покрыла ее лицо. Не говоря ни слова, она отвернулась от братьев и вышла через открытую дверь. Некоторое время еще виднелась ее тень, но затем и она слилась со все более и более сгущающимся туманом.
А когда наступил вечер и огонь запылал на очаге Фегея, последний алмаз рокового ожерелья окрасился в тот же багровый цвет.
– Привет владыке Аполлону от всего дома псофидского! Он просит его принять в свою сокровищницу этот дар, слишком ценный для скромной человеческой доли!
Пророчица Манто приняла из рук жертвователя его драгоценность – и грустно улыбнулась, узнав в ней роковой убор фиванских цариц.
– Нерадостное наследие оставила божественная родоначальница своим преемницам! – сказала она, опустив свои взоры на багровые алмазы. – Семела… Агава… Дирцея… Ниобея… Иокаста… Эрифила… Алфесибея… семь ясных камней должно было побагроветь, семь цветущих жизней погибнуть во мраке и муках, чтобы люди поняли наконец силу проклятья, воплощенного в золоте змея. И на вас, друзья, лежит скверна родственной крови; и вам надлежит очиститься, чтобы вновь получить доступ к очагам людей и жертвенникам богов. Но когда вы вновь станете чистыми – старайтесь, чтобы эта наука не пропала даром. Мать-Земля вас и кормит, и одевает, и хранит – не отнимайте же у нее того, что она любовно скрыла в своих недоступных глубинах, это марево радости, таящее грех, и муки, и смерть в своем обманчивом блеске.
Глава VI. Афины
40. Эрехфиды
Имена Афин и их витязей уже не раз мелькали в предыдущих рассказах: мы встречали Эгея в Коринфе перед домом покинутой Медеи, мы еще чаще встречали Фесея в обществе Геракла. Теперь мне предстоит познакомить вас ближе с городом Паллады – и прежде всего рассказать вам, как он стал таковым.
