Отчаянное положение в реальной жизни не могло не отразиться в образах его опер. Впрочем, если досконально разбираться в событиях «Кольца», то конца не будет всплывающим на поверхность нелепостям. Вот хотя бы Вотан — какой-то необычный, непоследовательный «бог». Он строит себе дворец, но денег на постройку у него нет, тогда он отдает в залог богиню Фрейю, жизненно необходимую для богов (золотые яблоки!), потом он платит за нее выкуп — награбленное золото, с которым расстается, однако, с крайней неохотой. Невольно думаешь о Вагнере — должнике и неплательщике, невольно вспоминаешь о Вагнере и Минне, когда Вотан («Валькирия», второе действие, вторая сцена) поступает со своей женой Фриккой как неверный супруг, совесть которого нечиста и который именно поэтому вынужден уступать там, где прав и где должен был бы показать характер. Когда же Брунгильда нарушает его повеление и поступает мужественно и человечно, он карает свою любимую дочь, словно мстительный бог Иегова, — навеки изгоняет ее из мира богов! Вот такое вот нагромождение всевозможных несуразиц, которые не мог не заметить ни Лев Толстой, ни полная его противоположность Фридрих Ницше. Творчество Вагнера не только поражает своим дилетантизмом, но и своей болезненностью, не случайно он собирался излечиться от этого наваждения на минеральных водах и стать здоровым. Но для романтика здоровье неприемлемо, а романтизм действительно является исключительно «немецким недомоганием».
Возьмем его «сексуальное» отношение к самому жанру оперы, реформатором чего он и войдет в историю музыки. «Музыка — это женщина, — констатировал Рихард Вагнер в своем теоретическом труде „Опера и драма“. — Сила зачатия должна быть привнесена в оперу», «оплодотворенная мыслью творца» музыка может «породить настоящую, жизненную мелодию». «Любовь в подлинной своей полноте, — говорит Вагнер, — возможна только в пределах пола. Только как мужчина, как женщина люди действительно способны любить друг друга по-настоящему, тогда как всякая иная любовь всего лишь проистекает от этой любви, ею порождена, отражает ее или искусственно ее воспроизводит. Заблуждаются те, кто считают эту любовь (то есть любовь сексуальную) только одним из откровений любви вообще, рядом с которым якобы существуют иные откровения, быть может более высокие». Это сведение всех решительно проявлений «любви» к сексуальному — несомненно предвещает открытия психоанализа и теорию сублимации. Психоанализ утверждает, будто любовь слагается из совокупности всяческих извращений. И все же она была и есть любовь, эротическое явление вселенной. Не случайно лейтмотив из оперы «Тристана и Изольда» Вагнера станет ведущей музыкальной темой в апокалиптический картине Ларса фон Триера «Меланхолия». Слагаясь из всяческих извращений, чувство любви Вагнера, напоминающее парафилию, скоро мы увидим, что Вагнера каждый раз возбуждало то обстоятельство, что с предметом его сексуального влечения был обязательно связан громкий скандал (оскорбленный муж, возлюбленный или угроза утраты денежной поддержки, столь ему необходимой, этакого «Золота Рейна»), а в итоге все эти запретные переживания на грани, похожие на извращения, превращаются в гениальную музыку «Тристана».
Искусство и жизнь были для Вагнера неотделимы. И не удивительно, что не только героиням опер Вагнера, но и его реальным подругам приходилось отдавать себя служению «творящей энергии». Женщины в творчестве и в жизни Вагнера — три года назад на эту тему был проведен даже специальный научный симпозиум.
«Женское начало», или «женские прототипы», как выражается биограф композитора Йоахим Кёлер (Joachim Köhler), автор книги «Последний титан», были обильно представлены в жизни Вагнера с самого ее начала. Говоря иными словами, Вагнер вырос среди женщин и на протяжении всей своей жизни предпочитал женское общество мужской дружбе.
У него было пять сестер, старшая из которых, Йоханна Розалия (Johanna Rosalie Wagner), сделала для его воспитания куда больше, чем мать Йоханна Розина (Johanna Rosina Wagner-Geyer). Популярная актриса, она поддерживала Рихарда в его намерении стать музыкантом, наставляла его на путь истинный и осталась в его сердце «ангелом», чью кончину (Розалия умерла при родах первого ребенка в 1837 году) Вагнер горько оплакивал. Есть все основания предполагать, что именно образ сестры воскресает в светлых фигурах Эльзы или Элизабет.
Примерно с 15 лет (и до последних лет своей жизни) Вагнер регулярно влюбляется. По большей части в актрис или певиц. Первый серьезный роман свел его с примадонной театральной труппы из Магдебурга Вильгельминой, или Минной, Планер (Wilhelmine Planer), которой не случайно было доверено амплуа «первой любовницы». Их знакомство состоялось в курортном городе Бад-Лаухштедт в 1834 году. Рихарду было 22, Минне — «уже» 25 лет.
В двадцать лет Вагнер оказался на танцевальном вечере. На этом же вечере оказалась помолвленная пара: в оркестре сидел жених, невеста в зале. Рядом с невестой оказался Вагнер. Свадьбы, кажется, в итоге не вышло: «все слишком разгорячились, позабыв о личных соображениях, — официальный жених играл танцы, а мы с ней невольно начали обниматься и целоваться. Жених заметил эти знаки нежных чувств, но… смирился со своей участью», — пишет Вагнер.
Далее пострадавших мужей становилось все больше. Ни собственная жена, ни чужие браки совсем ему не мешали. Было бы странно, если бы мешали. И все бы куда ни шло, но мужьями оказывались благодетели Вагнера — композитор в этом отношении вел себя вызывающе. Первой из двух жен Вагнера не повезло, пожалуй, больше всех. Красавица Минна Вагнер шла замуж за еще молодого композитора, чтобы тихо и спокойно коротать дни, а не бегать по Парижу, спасая мужа из долговой ямы и вытаскивая из прочих весьма занятных ситуаций. Да и жить с вечно неверным мужем, пожалуй, не самая лучшая участь. Из года в год красота и здоровье уходили от нее.
В 1850 году Вагнер оказался в Бордо в доме виноторговца Лоссо, где три недели занимался с его женой Джесси игрой на фортепиано. Спустя три недели Вагнер сообщает Минне, что всему конец и пора бежать от мира. Бежать вместе с Джесси, бежать подальше, в Грецию, туда, где было рождено единственно верное искусство драмы. Заметим, что увлечение Грецией и греческим театром и ляжет в основу той революционной реформации жанра оперы, с которой Вагнер и войдет в историю и не только музыки, а всего человечества. Войдет двояко, как с положительной, так и с отрицательной стороны. Вот вам: мимолетная влюбленность в свою юную ученицу Джесси и принцип Gesamtkunstwerk — синтез всего, всех искусств под знаком оперы.
Но мать Джесси, выдававшая Вагнеру ежегодный пенсион, оказалась хитрее, и все закончилось — ни бегства, ни пенсиона. И развод был отложен. А воображаемое бегство в Грецию и грандиозная реформа, появившиеся в возбужденном сознании гения-дилетанта, станут навязчивой идеей на всю оставшуюся жизнь.
В Швейцарии Вагнер жил в поместье богатого семейства Везендонк. Рядом с Вагнером его жена. И чужая жена. И вновь молнии любви поражают композитора. Вот вам тот кавардак чувств под влиянием сексуальных влечений и прорыв в музыку небесных сфер. Матильда Везендонк и Вагнер посылают друг другу пылкие письма, она пишет стихи, он кладет их на музыку. В этой любви разгоняется «Тристан и Изольда», драма, лишившая рассудка одного исполнителя партии Тристана (и массу слушателей) и убившая другого, а также двух дирижеров (прямо за пультом), — в общем, великое произведение, которое в дальнейшем ляжет в основу саундтрека к знаменитому «Андалузскому псу» Бунюэля, основоположника ассоциативного монтажа в кино, напрямую связанного с психоанализом, и к космической драме Триера.
