В своей превосходной книге «Музыка и мозг» Энтони Сторр подчеркивает, что во всех обществах первичная функция музыки заключается в коллективизме и объединении, она объединяет и связывает людей. Во всех культурах люди, собираясь вместе, пели и танцевали. Можно легко представить себе, как они делали это сотни тысяч лет назад, сидя вокруг костра. Эта первичная роль музыки в наши дни в значительной степени утрачена. Теперь у нас есть особый класс композиторов и исполнителей, а мы, все остальные, превратились в пассивных слушателей. Мы идем на концерт, в церковь, на музыкальный фестиваль для того, чтобы переживать музыку как род социальной активности, испытать коллективное волнение, ощутить музыкальную связь и единение с другими людьми. В такой ситуации музыка является коллективным переживанием и, как мне кажется, средством единения, «брака» нервных систем разных индивидов, «нейрогамией», если воспользоваться излюбленным словом ранних месмеристов.
Единение достигается ритмом – не только слышимым, но и проникающим внутрь, целиком и полностью овладевающим человеком, причем одинаково у всех присутствующих. Ритм превращает слушателей в участников, делает слушание активным и двигательным, синхронизирует мозг и сознание (и, так как восприятие музыки всегда эмоционально, синхронизирует и «души») всех участников. В этой ситуации трудно остаться сторонним наблюдателем, сопротивляясь ритму пения и танца.
Я видел это, когда привел своего пациента Грега Ф. на концерт по случаю Благословения Усопших в Мэдисон-сквер-гарден в 1991 году
[105]. Музыка и ритм захватили всех буквально за считаные секунды. Вся огромная арена пришла в движение, восемнадцать тысяч человек танцевали, перемещались синхронно с музыкой. У Грега была большая опухоль, лишившая его памяти и спонтанности поведения. В течение многих лет он страдал амнезией и не реагировал ни на какие внешние раздражители, за исключением музыки. Однако ритм барабанного боя и движений толпы захватил и его. В такт музыке он хлопал в ладоши и речитативом выкрикивал название своей любимой песни: «Tobacco Road!», «Tobacco Road!». Поначалу я «наблюдал» происходящее, но и я не смог просто остаться сторонним наблюдателем. Непроизвольно я тоже начал двигаться, притоптывать, хлопать в ладоши в такт музыке и вскоре потерял свою обычную невозмутимость и зажатость и начал танцевать вместе с толпой.
Августин в «Исповеди» описывает, как однажды он пришел на бои гладиаторов в сопровождении знатного молодого человека, питавшего отвращение к этому развлечению «черни». Но, когда толпа возбудилась, когда она начала скандировать, реветь и ритмично топать ногами, молодой человек не выдержал и присоединился к толпе – восторженно и самозабвенно, как и все остальные. У меня тоже сохранились воспоминания подобных переживаний, но в религиозном контексте, хотя я в целом лишен религиозной веры и религиозного чувства. Когда я был мальчиком, я любил праздник Торы, который даже в нашей строгой ортодоксальной семье отмечался с экстатическим пением и танцами вокруг синагоги.
Несмотря на то что в наши дни религиозная практика стала в основном декоративной, многое свидетельствует о том, что в прежние времена она начиналась как совместное пение и танцы, часто экстатического характера, и кульминацией этого действа было состояние транса у участников
[106].
Практически неотразимая сила и власть ритма проявляется и во многих других случаях: в марше он служит вовлечению в движение и способствует его координации, а кроме того, поднимает боевой дух и объединяет солдат. Это действие мы видим не только на примере военных маршей и армейских барабанов, но и на примере медленных и скорбных похоронных маршей. То же самое можно наблюдать и на примере трудовых песен – ритмичные песни, вероятно, возникли на заре земледелия, когда вспашка, рыхление и молотьба требовали объединенных и синхронизированных усилий большой группы людей. Ритм и двигательное (а часто и эмоциональное) вовлечение в него, его способность «трогать» людей в обоих смыслах слова, стали важнейшим культурным и экономическим фактором эволюции человека, так как способствовали объединению людей, формированию у них чувства коллективизма.
Таков взгляд на культурную эволюцию человечества, высказанный Мерлином Дональдом в его поразительной, вышедшей в 1991 году книге «Происхождение современного разума» и в последующих статьях. Основополагающей в работах Дональда является концепция о том, что человеческая эволюция двигалась от «эпизодической» жизни обезьян до «подражательной» культуры, а эта последняя, процветая, длилась десятки, а возможно, и сотни тысяч лет, прежде чем развились языки и концептуальное мышление. Дональд считает, что подражание – способность выражать эмоции, рассказывать о внешних событиях или передавать истории, используя только жесты и позы, движение и звуки, но не речь, – и сегодня является фундаментом человеческой культуры. По мнению Дональда, ритм играет уникальную роль в отношении к подражанию:
«Ритм представляет собой интегративно-подражательный навык, имеющий отношение к голосовому и зрительно-двигательному подражанию. Способность к воспроизведению ритма супрамодальна; то есть если ритм установился, то его можно разыгрывать в любой двигательной модальности, включая движения руками, ногами, губами или всем телом. Ритм – процесс самоподдерживающийся, то есть чувственное восприятие и двигательная игра взаимно усиливают друг друга. Ритм в каком-то смысле есть сущностный подражательный навык. Среди всех детей мира распространены подвижные ритмические игры. Едва ли существуют такие человеческие культуры, которые бы не использовали ритм как средство выражения».
Дональд идет еще дальше и рассматривает ритмический навык как предпосылку не только музыки, но и всякой бессловесной активности, от простого ритма сельскохозяйственного труда до самых сложных форм социального и ритуального поведения.
Нейрофизиологи часто говорят о «проблеме связи», то есть о процессе, в результате которого связываются воедино и интегрируются различные виды ощущений и восприятий. Что, например, делает нас способными объединять вместе вид, звук, запах и эмоции, которые появляются у нас, например, при виде ягуара? Такая связь возникает в результате быстрого синхронизированного разряда клеток в разных частях мозга. Точно так же, как высокочастотные нейронные осцилляции связывают воедино различные функциональные части в мозгу и других участках нервной системы, так ритм связывает воедино нервные системы разных индивидов человеческого сообщества.
20
Кинетическая мелодия:
болезнь Паркинсона и музыкальная терапия
Уильям Гарвей, писавший в 1628 году о пластике животных, называл ее «немой музыкой тела». Такую же метафору часто используют неврологи, говоря о нормальных движениях, отличающихся естественностью и плавностью, то есть «кинетической мелодией». Этот гладкий, изящный поток движения нарушается при паркинсонизме и некоторых других расстройствах, и в этих случаях неврологи говорят о «кинетическом заикании». Когда мы идем, наши ноги движутся ритмично, совершая гладкую и плавную последовательность движений. Этот поток движений отличается самостоятельной автономной организацией и совершается автоматически и подсознательно. При паркинсонизме этот автоматизм исчезает.
