Однако несколько месяцев назад я получил еще одно письмо от ее матери, в котором Кэрол писала, что Хейди приступила к новой работе, но похоже, что ее посетило новое призвание:
«Она работает в отделении для реабилитации и просто влюблена в свою работу. Пациенты говорят, что лучистая улыбка Хейди вселяет в них бодрость и улучшает самочувствие. Хейди так нравится общаться, что она попросила, чтобы ей разрешили работать в выходные. Она играет с пациентами в лото, красит им ногти, варит им кофе и, конечно, говорит и слушает. Такая работа идеально ей подходит».
29
Музыка и идентичность личности:
деменция и музыкальная терапия
Из пятисот больных неврологического профиля, находившихся на моем попечении, приблизительно половина страдала деменцией различного типа. Деменция может возникать как результат повторных инсультов, тяжелой гипоксии головного мозга, травм и инфекций, поражающих мозг, лобно-височной дегенерации и, чаще всего, болезни Альцгеймера.
Несколько лет назад моя коллега Донна Коэн, изучив довольно значительный контингент наших больных с болезнью Альцгеймера, стала соавтором книги «Потеря самости». По некоторым причинам мне не очень нравится такое название (хотя это очень хорошая книга, в которой содержится много полезного для членов семьи и сиделок), и я, желая возразить против него, то и дело выступаю с лекциями на тему «Болезнь Альцгеймера и сохранение самости». Тем не менее я не уверен, что мы расходимся с авторами книги в главном.
Определенно, больной с болезнью Альцгеймера теряет множество своих качеств и способностей по мере прогрессирования заболевания (хотя этот процесс, как правило, занимает многие годы). Утрата определенных форм памяти является ранним симптомом болезни Альцгеймера, и эта потеря может постепенно прогрессировать до развития полной амнезии. Позже могут развиться речевые нарушения, а по мере вовлечения в процесс лобных долей, и нарушение более глубинных способностей: способности к суждению, прогнозированию и планированию. Со временем больной, страдающий болезнью Альцгеймера, может утратить некоторые фундаментальные аспекты осознания собственной личности, в частности, перестать осознавать свою инвалидность. Но означает ли утрата самосознания или некоторых аспектов сознания утрату самости?
Шекспировский Жак в пьесе «Как вам это понравится» насчитывает семь возрастов человека, и самый последний называет «без всего». Но, несмотря на самую глубокую инвалидность, несмотря на утрату множества личностных черт, человек никогда не остается «без всего», он никогда не становится «чистым листом». Человек, страдающий болезнью Альцгеймера, может снова «впасть в детство», но у него сохраняются основополагающие черты, присущие его характеру, вместе с неразрушимыми формами памяти – даже при очень далеко зашедшей деменции. Создается впечатление, что идентичность личности имеет такую крепкую неврологическую основу, что личностный стиль настолько глубоко внедрен в нервную систему, что идентичность никогда не утрачивается полностью, по крайней мере до тех пор, пока продолжается хоть какая-то ментальная жизнь. (На самом деле этого следовало бы ожидать, если допустить, что наши восприятия, действия, чувства и мысли изначально формируют структуру нашего головного мозга.) Это с большой очевидностью подчеркивается в воспоминаниях Джона Байли об Айрис Мёрдок.
В частности, у людей, страдающих болезнью Альцгеймера, сохраняется реакция на музыку даже при далеко зашедшей деменции. Но лечебная роль музыки у таких больных отличается от ее роли в лечении больных с двигательными или речевыми расстройствами. Например, музыка, помогающая при паркинсонизме, должна обладать отчетливым ритмом, но может при этом быть незнакомой и не затрагивать чувств больного. При афазии больным важно слушать песни с хорошо интонированными фразами или стихами и общаться с музыкальным терапевтом. Цель музыкальной терапии при деменции намного шире – в данном случае музыка должна быть адресована к эмоциям, когнитивным способностям, мыслям и воспоминаниям, должна быть обращена к уцелевшим остаткам «самости» больного, должна стимулировать его и побуждать к движению. Музыка должна обогатить и расширить бытие больного, дать ему свободу, научить устойчивости, организации и сосредоточенности.
Эта задача может на первый взгляд показаться невыполнимой, практически невозможной, особенно при виде больного, сидящего в тупом оцепенении или возбужденно выкрикивающего бессвязные слова. Однако музыкальное лечение таких больных возможно, потому что музыкальное восприятие, восприимчивость к музыке, музыкальные эмоции и музыкальная память могут оставаться сохранными долгое время после того, как были утрачены все остальные формы памяти
[144]. Правильно подобранная музыка может послужить для больного единственным якорем и ориентиром в жизни.
Я постоянно сталкиваюсь с этим, наблюдая своих пациентов, и постоянно узнаю об этом из получаемых писем. Один корреспондент написал мне о своей жене:
«Несмотря на то что у моей жены болезнь Альцгеймера – диагноз был поставлен семь лет назад, – ядро ее личности чудесным образом пока сохранилось. …Несколько часов в день она играет на фортепьяно, и играет очень хорошо. Сейчас она хочет разучить фортепьянный концерт Шумана ля минор».
Что же касается других сфер жизни, то в них эта женщина проявляет забывчивость и неспособность к адаптации. (Ницше тоже продолжал импровизировать на фортепьяно в течение долгого времени после того, как на почве нейросифилиса стал страдать немотой, деменцией и параличом.)
Чрезвычайную устойчивость музыкальных способностей можно проиллюстрировать следующим, полученным мною письмом, в котором речь шла об известном пианисте:
«Ему 88 лет, он утратил способность говорить… но продолжает каждый день играть. Когда мы вместе читаем ноты Моцарта, он точно указывает заранее места повторов. Два года назад мы записали все пьесы Моцарта для фортепьяно в четыре руки, которые он в последний раз записывал в 50-е годы. Несмотря на то что речь стала плохо повиноваться ему, его нынешняя игра нравится мне даже больше, чем его прежние записи».
