=«Я разложила по местам всю его одежду, и теперь он без затруднений одевается сам, постоянно напевая себе последовательность одевания. Он теперь все делает, напевая. Но если его прервать, то он останавливается и теряет нить, сразу переставая понимать, где лежат предметы его одежды, или даже распознавать части собственного тела. Он поет всегда. У него есть песни для еды, песни для одевания, песни для приема ванны, для всего. Он не может делать ничего, если не поет об этом».
Больные с обширными повреждениями лобной доли тоже могут терять способность к выполнению сложных последовательностей действий – например, одеваться. Здесь большую помощь может оказать музыка – как повествовательное или мнемоническое средство. В музыкальной форме можно изложить последовательность команд или подсказок, как в известной детской песенке про старика. То же характерно для людей, страдающих аутизмом или задержкой умственного развития, которые в обычном состоянии часто не способны выполнять простые последовательности, состоящие из четырех-пяти действий, но прекрасно справляются с этими же действиями под положенную на музыку инструкцию. Музыка обладает способностью внедрять строгую последовательность в мозг, причем она делает это в тех случаях, когда бесполезными оказываются другие способы организации информации (включая вербальный способ).
У всех народов есть песенки и стихи, помогающие детям выучить алфавит, числа и другие организованные последовательности символов. Даже мы, взрослые, часто не способны уместить в голове длинные последовательности информации, если не прибегаем к каким-либо мнемоническим приемам. Самыми мощными мнемоническими инструментами являются рифма, размер и мелодия. Мы можем мысленно спеть алфавит для того, чтобы его вспомнить, или пропеть песенку Тома Лерера для того, чтобы вспомнить таблицу химических элементов. Музыкально одаренные люди могут таким способом запоминать огромные объемы информации – осознанно или даже подсознательно. Композитор Эрнст Тох (мне рассказывал об этом его внук Лоуренс Уэшлер) мог с первого предъявления запоминать очень длинные последовательности чисел. Он делал это, нанизывая числа на мелодию, которую он сочинял, подгоняя ее размер и ритм под конкретные числовые последовательности.
Один профессор-нейробиолог рассказал мне историю о студентке Дж., ответы которой на экзамене показались ему подозрительно знакомыми. Профессор писал:
=«Выслушав еще несколько предложений, я сказал себе: «Нет ничего удивительного, что мне нравятся ее ответы. Она же слово в слово повторяет мои лекции». На другой вопрос она ответила точной цитатой из учебника. На следующий день я вызвал Дж. в кабинет, чтобы поговорить с ней о мошенничестве и плагиате, но что-то здесь не складывалось. Дж. не была похожа на мошенницу; она, кажется, вообще была лишена хитрости. Поэтому, когда она вошла в кабинет, я задал ей один вопрос: «Дж., у вас фотографическая память?» Она взволнованно ответила: «Да, это можно назвать и так. Я могу запомнить все что угодно, если положу это на музыку». Она тут же спела изрядный кусок моей лекции (весьма недурно, надо сказать). Я был просто потрясен».
Эта студентка, так же как и Тох, является музыкально одаренной личностью, но мы все пользуемся властью и силой музыки; а положенные на музыку слова, особенно в культурах, лишенных письменности, сыграли огромную роль в устных традициях в поэзии, литературе, литургии и молитвах. Люди запоминали целые книги. Например, в древности могли наизусть декламировать «Илиаду» и «Одиссею». Это становилось возможным только потому, что эти поэмы, как песенные баллады, имеют рифму и ритм. Насколько такая декламация зависит от музыкального ритма и насколько от чисто лингвистической рифмы, сказать трудно – слова «рифма» и «ритм» в греческом языке имели сходное значение меры, движения и потока. Поток артикуляции, мелодия и просодика необходимы для декламации по памяти, и это роднит язык и музыку, а возможно, лежит в основе их общего происхождения.
Способности к воспроизведению и декламации можно достичь и без понимания смысла, усвоенного и запомненного. Можно спросить, например, много ли понимает мой умственно отсталый пациент Мартин в тех двух тысячах кантат и опер, которые он знает наизусть, или насколько Глория Ленхофф, женщина с синдромом Вильямса и IQ ниже шестидесяти, понимает содержание тысяч арий на тридцати пяти языках, арий, которые она может спеть по памяти.
Умение укладывать слова, навыки или последовательности действий в музыкальный размер или в мелодию является чисто человеческим и не встречается ни у одного другого биологического вида. Полезная способность запоминать большие объемы информации, особенно в дописьменную эпоху, стала одной из причин расцвета музыкальных дарований среди особей нашего биологического вида.
Взаимоотношение слуховой и двигательной систем исследуют, прося людей выстукивать определенный ритм, а если исследуемым недоступны вербальные команды (как, например, младенцам или животным), то наблюдают, не происходит ли спонтанной синхронизации движений с предъявленным внешним музыкальным ритмом. Анируд Патель из Неврологического института недавно писал, что «в каждой культуре существует определенная форма музыки с регулярно повторяющимися тактами, периодичными ударами, которые требуют временной согласованности между исполнителями и порождают двигательный ответ у слушателей». Эта связь слуховой и двигательной систем является универсальной для человека и проявляется спонтанно уже в самом раннем возрасте
[102].
