Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я сообразил, что марсианский «пушистик» на картине — это тот же камень, что лежит на полке в этой же комнате, а рядом с ним — одна из раковин, изображенных на второй картине. Значит, Мелисса приобрела не только сами картины, но и оригиналы, с которых они написаны? Подобного я не видел даже в музеях.
Интересно, если такие ценности так просто лежат в гостевом коттедже, что же находится в ее собственном доме? Может, она так же, как и я, любит картины Маковской и у Мелиссы есть еще какие-то ее работы?
Тем временем приближался обед. Я решил, что картины смогу рассматривать еще столько, сколько мне захочется, но пора бы и привести себя в порядок. Мне надо было принять душ и переодеться. Конечно, космофлотская форма — вещь совершенно особая, но у меня была атавистическая привычка каждый день все-таки принимать душ и отправлять форму в стирку. Умом я прекрасно понимал, что это не сделает нас с формой чище, но мне было приятно постоять под струями воды и надеть «чистую» одежду. Похоже, что и моей форме тоже нравились ежедневные водные процедуры. Поместив форму в камеру, я установил режим «НАНОТЕХ» и «КВАЗИЖИВ», а сам отправился под душ.
После душа я не стал выбирать новую одежду в шкафах, а достал из своего кофра легкие светлые брюки и пеструю рубашку с короткими рукавами и надел легкие сандалии.
Я спустился к фонтанчику, сел в плетеное кресло, стоящее в тени, и стал смотреть на неторопливые океанские волны, накатывающиеся на береговую линию далеко внизу. Вчера примерно в это самое время я так же спокойно сидел в кресле на веранде в лагере археологов и получил странную депешу. Надо же, это было только вчера!
Минут через десять появилась Мелисса и сказала, что обед уже ждет нас на веранде ее коттеджа. Я пошел за ней между кустами жасмина по гранитной дорожке.
С веранды коттеджа Мелиссы открывалась панорама океана с огромным багровым солнцем, опускающимся к горизонту сквозь гряду кучевых облаков.
На веранде был накрыт стол, на белоснежной скатерти мне сразу бросилась в глаза большая супница, над которой поднимался пар, и я почувствовал, что очень голоден. Обед состоял из простых блюд, но как же все было вкусно! Борщ со сметаной был совсем не такой, какой варила мама, но тоже очень вкусный. Я не мог удержаться и попросил налить еще тарелку. Гора котлет в кастрюльке с подогревом мне показалась огромной, но когда я съел шестую котлету, с луком, с хрустящей поджаристой корочкой, то с тоской обнаружил, что котлеты уже закончились. Надо сказать, что и картошка, поданная на гарнир, и помидоры были совершенно необыкновенного вкуса. Оглядев стол, я обнаружил еще блюдо с фруктами и персик в специальной посудине.
— Алекс, я вижу, тебе понравилось, как готовит Валентина Петровна. Она хорошо изучила мои вкусы. Удачно, что наши вкусы совпадают.
Я попросил передать мою искреннюю благодарность домоправительнице и заверил Мелиссу, что никогда не ел ничего вкуснее, и при этом совершенно не кривил душой.
— На самом деле, — сказала Мелисса, — дело не только в искусстве повара. Когда мы подлетали к острову, ты спросил, что находится на «терриконе». Так вот, там — биостанция. Они заняты исследованиями некоторых инопланетных форм жизни — и, кроме того, имеют небольшие сады-огороды и ферму. Все, что мы на острове едим, кроме хлеба и кондитерских изделий, это продукты местного хозяйства. Понятно, что биологи не могут не экспериментировать, и те сорта, что они здесь получают, очень часто становятся генетическими образцами для промышленного производства. Ну, и конечно, все их достижения пополняют хозяйство моего крейсера. То, что ты сегодня ел, — совершенно новые сорта. И мясо — тоже от реальных животных новых пород, еще не запущенное в заводское производство. Ты еще попробуй персик!
Персик был размером с волейбольный мяч. Мелисса, аккуратно сняв с персика часть шкурки, отрезала нам по хорошему ломтику. Сок через дырочки верхней тарелки стекал в поддон. Набралось почти по половине стакана. Пока я ел свой ломтик, отрезая по кусочку острым ножом, сока в моей тарелке набралось еще на треть стакана. Персик был хорош. Я думал, что смогу съесть еще не один кусок, но когда выпил сок, то понял, что — все. Я был сыт и умиротворен. Даже муки несчастной любви временно отступили на второй план.
Мелисса откинулась на стуле и закурила. Какое-то время мы молча наслаждались приятным вечером и закатом над океаном. Высоко в небе уже появились первые звезды.
Мелисса первой нарушила молчание:
— Завтра я расскажу тебе, почему на Корнезо мамы пугают детишек непослушной бабочкой, а сегодня ты свободен, отдыхай.
— Мелисса, а могу я вас кое о чем спросить?
— Если не по службе, то — конечно.
— Мелисса, в гостиной моего коттеджа висят две картины Ольги Маковской, о которых я раньше не знал, — начал я осторожно.
— А что, ты знаешь все ее картины? — спросила Мелисса со странной интонацией.
— Я думал, что знаю, хотя иногда из частных коллекций вдруг появляются новые, ранее неизвестные. Но как только они попадают в каталог Сети, я отслеживаю.
— И что, они тебе нравятся? — интонация Мелиссы была все та же.
— Да. Конечно, мне нравятся многие художники, например, почти все импрессионисты, Грачев, Каменски, Уайдлер. Но картины Маковской — совершенно особенные, их я люблю больше всего. Не знаю, в чем дело, но они действуют на меня очень сильно. Хотя я и не все понимаю.
Мелисса молчала.
— А может, у вас есть еще ее работы? И потом, я обратил внимание, что в моем коттедже на полке лежат «пушистик» и раковина, оригиналы к натюрмортам. Как вы их достали?
— Легко.
— Ну да. Вы, наверное, были знакомы с Маковской?
— В каком-то смысле.
Мы помолчали.
— Мелисса, простите за назойливость, но, если у вас есть еще ее картины, может, вы мне их покажете?
Она вздохнула и со смешком сказала:
— Так они действительно тебе нравятся? Ее работы? Ну, пойдем.
Мы прошли гостиную, на стенах которой не висело ни одной картины, и через холл по длинному коридору попали в большое помещение со стеклянными стенами и потолком, тоже наполовину прозрачным. Эта часть дома была сейчас в тени, и в комнате царил полумрак. Пахло красками и какой-то химией. Мелисса зажгла яркий свет. Помещение оказалось мастерской. Стеллажи, уставленные разнообразными предметами, столы с разбросанными красками и кистями, подрамники с натянутыми холстами, мольберты. Картины без рам, повернутые к стене.
— Так тебе нравятся мои картины? — опять с усмешкой спросила Мелисса и начала разворачивать картины ко мне лицом. Это были «Виды из окна», которых не было в каталогах, картины, которые я никогда раньше не видел.
Наконец она сняла ткань с одного из мольбертов, на котором стояла незаконченная картина, и я прозрел.
— Так Маковская — это вы?!
