Я любовался бабочкой-корнезианкой, пока не сообразил, что вижу объект межпланетного преступления. Жесткий запрет аборигенов на вывоз с Корнезо образцов фауны и флоры, как в живом, так и в мертвом виде, касался и бабочек. Поэтому люди, не бывавшие, как я, на Корнезо, видели бабочек только в голофильмах. Счастливцы, посетившие Райское Местечко, рассказывали, что бабочек там много, что они, как и все остальные местные насекомые, совершенно безобидны, не боятся людей, их можно даже кормить с руки, если собрать горстку любимой ими цветочной пыльцы. Так почему же эта бабочка в клетке?
Я вопросительно посмотрел на Мелиссу.
Мелисса развела руками:
— Да, это преступление. Мы нарушили межпланетные соглашения. Мы украли бабочек, тайно вывезли их на Землю, теперь разводим здесь и изучаем. Ради подобных исследований и работает биостанция на моем острове. Бабочки там живут в больших клетках в поле пониженного тяготения. Клетки нужны, чтобы они случайно не разлетелись и не погибли, поскольку сила тяжести на поверхности Земли для них великовата. Да и не стоит, чтобы их видел кто-нибудь случайный.
Мелисса открыла сетчатую створку контейнера, протянула руку, и бабочка грациозно вспорхнула ей на локоть. Мелисса вытащила руку с бабочкой из контейнера, и бабочка, тряхнув крылышками, опустила их. Мелисса вернула бабочку в контейнер, имевший, судя по всему, генератор антигравитации, и закрыла сетку.
Мелисса закурила.
— Видишь ли, Алекс, в данном случае сетка нужна не для того, чтобы бабочка себе не навредила. Скажи, пожалуйста, кажется, в Академии неплохо читают курс «Военной разведки»?
Я кивнул.
— Значит, ты понимаешь, что в течение всего времени нашего присутствия на Корнезо мы занимаемся мозаичной разведкой, когда все сообщения — результаты экспедиций, доклады сотрудников посольства, данные технических разведывательных средств, рассказы туристов и обслуживающего персонала об увиденном и замеченном, — все поступает в единый центр, собирается и анализируется. Но когда в складывающейся картине образуются нестыковки, возникают вопросы, ответы на которые нам не удается получить, и при этом случаются необъяснимые трагедии с человеческими жертвами, мы вынуждены использовать любые способы получения информации.
Мелисса сделала затяжку.
— Кстати, — продолжала она, — на Корнезо не один язык. Кроме общеупотребительного языка, на котором корнезианцы разговаривают с нами, есть еще один — женский, о котором нам никогда не упоминают. И если бы не наши «жучки», о которых не упоминаем мы, и не способности селферов, о которых аборигены не имеют ни малейшего представления, до истины мы добирались бы еще очень долго. Возможно, и добраться бы не успели. Слушай меня и смотри на бабочку. Эта бабочка — символ Корнезо, она так же обманчива, как и вся планета.
Мелисса потушила в пепельнице сигарету, сосредоточилась и запела. Это была песня-речитатив, примерно половины ее звуков я не слышал, но что-то вроде мелодии угадывал. И действительно, то, что пела Мелисса, было совершенно не похоже на язык корнезианцев, каким мы его знали, это был совсем другой язык.
Бабочка при звуках голоса Мелиссы затрепетала крыльями, потом замерла, и вдруг с ней стали происходить какие-то изменения. Сначала изменения были почти незаметными, но Мелисса продолжала петь, изменения ускорялись, и вскоре волосы зашевелились у меня на голове. В клетке сидело почти что метровое чудовище. Оно поводило усами-антеннами по сторонам и внезапно стремительно метнулось к нам с Мелиссой. Конечно, утлепласт — вещь надежная, но тяжелый контейнер трясся, и скрип огромных жевал о нити сетки звучал устрашающе. Боже, да стрекозы палеозойской эры Meganeura, о которых я недавно вспоминай, казались совершенно безобидными букашками по сравнению с этой тварью!
Я пытался спокойно рассмотреть беснующееся в клетке создание. Больше всего оно было похоже на летающего скорпиона, поскольку очаровательный хвостик бабочки превратился в толстый хлыст с жалом на конце. Крылышки бабочки стали длиннее, грубее и толще, снизу они поголубели — в цвет неба Корнезо, а сверху приобрели насыщенный зеленый цвет. Они яростно бились и со свистом рассекали воздух. На конце крыльев и утолстившихся лапок бабочки образовались мощные когти. Было похоже, что этому существу тяготение Земли вовсе не будет помехой. С тельца преобразившейся бабочки вниз спускались тонкие прозрачные нити с крошечными капельками на них, и что-то подсказывало мне, что эти капельки весьма ядовиты. Это была биомашина для убийства.
— Ну что, разглядел? — спросила Мелисса, закончив петь.
— Да, — ответил я и сам услышал в своем голосе панические нотки.
— Второй акт оперы, — усмехнулась Мелисса и запела опять, но мелодия была другой.
Тварь в клетке успокоилась, и все превращения пошли в обратном порядке, некоторые органы, типа когтей, жала и ядовитых нитей, отпали. Минут через десять в клетке сидела прежняя бабочка, правда, она была какой-то вялой и размер ее стал как будто чуть меньше. Ну да, она же потеряла часть массы.
Мелисса открыла сетку и погладила указательным пальцем покрытую нежными волосками спинку бабочки.
— Хорошая девочка, послушная. Устала, бедная, проголодалась. Ну, все хорошо, поешь и отдохни.
Мелисса закрыла сетку, набрала на пульте команду, и в углу контейнера открылся небольшой люк, в котором появилась разделенная на две части емкость с водой и с желтым порошком, видимо, цветочной пыльцой. Бабочка бочком под ползла к кормушке и начала восстанавливать утраченные силы, всасывая тонким хоботком попеременно то воду, то пыльцу. Когда она съела все содержимое кормушки, Мелисса опустила железные шторки, откатила контейнер подальше и подтащила другой ящик, который отличался от первого только номером на пульте управления.
— Алекс, от этого контейнера держись подальше, — предупредила меня Мелисса, — эту бабочку я разбудила вчера вечером, и она все утро провела на солнце.
С этими словами Мелисса набрала на пульте код.
И не успели металлические шторки подняться, как сидевшая в клетке гадина кинулась в нашу сторону еще шустрее, чем предыдущая. Когда она наткнулась на сетку, между ее жевал вспыхнула электрическая дуга. Запахло озоном.
— Черт побери! — не удержался я.
Электрическая дуга наконец погасла. Сетка, слава богу, осталась цела. Бабочка — или как теперь следовало ее называть? — продолжала неистовствовать, пытаясь вырваться из клетки.
— Посмотри, Алекс, видишь — у нее на крыльях поблескивают мелкие пластинки? Она — живая солнечная батарея. Энергия излучения в ее организме преобразуется в электрическую и накапливается в имеющемся у нее специфическом органе, конденсаторе большой емкости.
Я присвистнул. Ничего себе бабочки!
Мелисса начала петь мелодию, которая должна была запустить обратное превращение. Но ничего не происходило. Мелисса продолжала петь, но бабочке было хоть бы хны. Она неустанно пыталась выполнить заложенную программой поведения задачу — добраться до нас.
