Управления всех Отделений Космофлота были построены по одному плану и представляли собой огромные законсервированные космопорты, отличающиеся только оформлением в местных традициях наружных построек и парков. Искусственные холмы являлись платформами стартопосадочных полей, способными выдержать посадку и старт малых и средних кораблей. Конечно, транспорты типа моего «Джо» на такое поле просто не поместились бы, да и спуск его в атмосферу был бы сам по себе небольшой катастрофой планетарного масштаба. А весь остальной флот в случае чего мог надежно садиться на эти запасные космодромы. Пока такая необходимость не возникала, но селферы, и в первую очередь Адмирал, были людьми весьма предусмотрительными.
На парковочной площадке Управления «скучала» пара флаеров. Мой стал третьим. От стоянки до главного входа аллейка тянулась сквозь розарий. В солнечном мареве плыли сладкие ароматы сотен кустов. От компании гудящих шмелей, блаженствующих в этом цветочном раю, отделился и направился ко мне крупный экземпляр, заинтересовавшись, видимо, привезенными мною незнакомыми запахами степи. Он проводил меня, облетая кругами, до самого входа.
Пустынный холл был наполнен прохладной тишиной. Общая картина безлюдья напомнила мне случай, когда я сдуру прилетел в Управление Североамериканского Отделения решать вопросы в тот самый день, когда местная бейсбольная команда принимала у себя команду «Чикагские Буйволы» в четвертьфинальном матче мирового чемпионата.
Однако в распахнутой настежь бронированной кабинке дежурный охранник все-таки имелся. Очень немолодой брюнет с гордым орлиным профилем держал в одной руке бокал с золотистым напитком, похоже, местным кисленьким винцом, а в другой — надкусанный бутерброд. Впущенный мною в холл аромат роз столкнулся с отчетливым чесночным духом. Местный колорит.
— Ларэ ведере! — Желая быть вежливым, я решил поздороваться по-румынски.
Да, с языками у меня всегда было не здорово. Судя по изумленному взгляду дежурного, я сказал, наверное, «до свидания». Решив не зацикливаться на проблемах лингвистики, я протянул ему пластину личного удостоверения прямо в открытую дверь, поскольку при таком варианте организации охраны было бы нелепо всовывать ее в специальную щель в броне. Недолго поколебавшись, какую руку освободить, дежурный поставил бокал на столик в кабинке, взял мою пластину и вставил ее в приемник компа.
— Комароу Александроу? — продолжая жевать, уточнил дежурный.
Получив мое подтверждение, он впустил меня на охраняемую территорию, вернув удостоверение и махнув бутербродом в сторону дверки направо от широкого прохода. Никогда раньше я эту дверку не замечал, сразу проходя между резными гранитными колоннами прямо к лестницам и лифтам.
Как-то не вязалась такая расслабленная атмосфера встречи с интересом контрразведки к моей персоне. Как мне помнилось по историческим фильмам, с интересующими контрразведку личностями в контакт вступают подтянутые тренированные сотрудники, числом не менее двух, сопровождая убедительными жестами вежливые приглашения типа «давайте пройдем!». Несколько успокоившись, я открыл неприметную дверь.
За дверью в коридоре стояли два подтянутых тренированных молодых человека в обычной космофлотской форме с эмблемами медицинской службы.
— Проходите, Александр Владимирович, — широким жестом пригласил меня один из них в просторное помещение без окон, оказавшееся медицинским кабинетом.
— Располагайтесь поудобнее в кресле, — надевая зеленый халат, сказал другой.
Первый уже усаживался за терминал медицинской аппаратуры.
Когда я устроился в стандартном медицинском кресле, захваты мягко и прочно зафиксировали меня.
— Набор тестовых процедур, ничего особенного, — успокоил меня зеленый.
«Ничего себе — ничего особенного!» — подумал я и приготовился к взятию стандартной пробы крови. Правда, до сих пор при посещении управлений я ни разу не предъявлял ничего, кроме пластины личного удостоверения на входе. Дальше мое изумление только тревожно возрастало. Зеленый, задрав брючину на моей зафиксированной ноге, глубоко ввел тонкий зонд. «Ого! Образец костной ткани на ДНК-контроль!» Тут я наконец осознал, что дело действительно серьезное.
Но и этого им было мало. Пока медицинские машины жужжали и чавкали, получив образчик и сравнивая его с имеющимися в их базах данными, в стене кабинета распахнулась круглая дверца, кресло превратилось в койку и въехало в цилиндрическую камеру.
Я, как и все на Земле, начиная с раннего детства, несколько раз в положенные сроки проходил процедуру снятия объемной карты структур головного мозга. И последний раз совсем недавно, сразу после завершения последнего рейса, так что никакой медицинской необходимости повторять ее меньше чем через три недели быть не могло!
«Да, но карта мозга — еще и самый надежный способ идентификации личности, — сообразил я, — Департамент „К“ хочет быть уверен, что я — это я… Дьявол! Во что же это я вляпался, сам того не подозревая?»
Пока аппарат сканировал мой мозг и строил его трехмерную модель, я пытался сообразить, в чем я мог быть виновен. Но мне не в чем было себя упрекнуть! Я был чист перед человечеством и перед руководством Космофлота!
«В конце концов, мне нечего опасаться, — убеждал я себя. — я честно служу своей Родине, конечно, всего двадцать лет, но служу хорошо! Меня ценят и уважают в Космофлоте, что подтверждает моя карьера. Кому еще за всю историю Военно-Космических Сил Земли в таком молодом возрасте доверяли командовать кораблем класса А? Все остальные капитаны подобных кораблей вдвое-втрое старше меня, но я честно заслужил это право и оправдал оказанное мне доверие. И если отбросить ложную скромность, мои родные и близкие гордятся мной не только за отличную службу Земле, они гордятся тем, что в семье есть кавалер ордена „Пурпурная Звезда“!..»
И тут я, наконец, сообразил, чем запятнал свой мундир и свою честь, что я скрыл от руководства и человечества: «Альфьюрит! Билли проговорился!»
Но упрекать Билли я не мог. Скорее всего, он не просто проговорился, а поступил как достойный гражданин. А я решил скрыть, утаить от всех огромную научную и материальную ценность! Конечно, я сделал это исключительно по своему легкомыслию! Но руководство, видимо, решило, что это — ПРЕСТУПЛЕНИЕ и что двигали мной некие корыстные мотивы… И теперь я понесу заслуженное наказание! Но не это главное! Я представил себе позор, который обрушится на меня и на всех моих родственников… Более того, я останусь в памяти потомков не как герой, и даже не как обычный преступник, а как «человек, который… на Достояние Человечества»… Это страшнее любого наказания! Мгновенно я покрылся холодным потом.
— Александр Владимирович, что случилось? Вы плохо себя чувствуете? — озабоченно поинтересовался заглянувший в цилиндрическую камеру врач в зеленом.
Я пробормотал:
— Все в порядке. Акклиматизация, наверное. Я недавно из рейса.
Как во сне я дождался окончания тестовых процедур. Машина сообщила, что я — это я. Врач, что работал за пультом, попросил мое удостоверение, и машина что-то записала на пластину. Затем мы все втроем вышли из кабинета, и медики проводили меня до двери, через которую я сюда вошел. Мне показалось, что молодые люди смотрят на меня с каким-то нездоровым интересом.
